— Сколько?
Она сидела сбоку от своего рабочего стола на вертлявом стульчике, и солнечный зайчик, соскочивший со стекла ее очков в тонкой оправе, снайперски выстреливал мне в глаз.
Впрочем, не эта ее странная приветственная реплика или яркий блик её очков сбили меня с толку, а то, что сидела она в совершенно той же позе, что и в момент зачатия Харона девять месяцев назад... Помнится, направляясь в ее кабинет, в воображении я рисовал облик вершительницы похоронных дел и вписывал ее в тот разряд женщин, которых друг Отар ласково именовал "воблами": суха, подтянута, бледнолица, с прохладой в неподвижных глазах, тонкогубый рот с копилочную прорезь, ключицы выпирают, грудь нулевого размера, бедра цыплячьи, тонкий черенок ломкого запястья, длинные пальцы, в которых парашютно распускается выдернутый из нагрудного кармана платок и парит к уголку глаза: "Поверьте, я искренне скорблю вместе с вами!.."
Вошел и замер на пороге — помнишь? — вот как теперь, потому что увидел совсем не то, чего ожидал. На вид ей лет тридцать. Несколько беспорядочно уложенные платиновые волосы обрамляют мягкий овал лица, которое вряд ли можно назвать красивым, но что-то удивительно обаятельное было — в бархатистости ухоженной кожи, тронутой в меру плотным загаром, в широко поставленных глазах, в изящной прописи аккуратных ноздрей, в этих задумчиво приоткрывшихся губах, по которым сосредоточенно скользит кончик языка, и даже в избыточной розовости припухших век, которые выдавали в ней человека, привыкшего работать круглые сутки. Помнишь, она сидела на скромном офисном стульчике, эффектно забросив ногу на ногу, сбоку от огромного стола, сосредоточенно просматривая какую-то бумагу, — поза очень рискованно открывала взгляду ее ногу почти "от" и "до", — а ты, не будучи уверен, что попал в похоронную контору, готов был предположить, что сослепу и ненароком заглянул в туристическую фирму, распространяющую секс-туры в Таиланд или где там еще можно на вполне законных основаниях иметь десятилетних девочек и мальчиков. И, кроме того, у нее был высокий чистый лоб и очень подвижные темные брови, они красноречиво шевелились, догоняя какую-нибудь вдруг возникшую мысль или же аранжируя своим движением некую произносимую про себя фразу, а потом она, не поднимая глаз, заметила, что занята.
В нервном изгибе брови сквозил намек на нежелательность твоего присутствия, поддержанный движением руки, оправившей юбку, и в этот момент больше всего хотелось остановить ее руку, потому что ноги у нее были в самом деле красивые, коленки круглые и без изъянов, сочные, как спелая антоновка, и, наверное, так же сочно хрустят, если в них впиться зубами, а от тонкой, идеально изваянной щиколотки и вовсе нельзя было оторвать глаз: это ведь, по твоему разумению, самая трогательная, магнетически притягательная часть женского тела — да, именно щиколотка! — у Голубки были такие же щиколотки, а запястье очень хрупкое, если к нему с тыльной стороны, где голубоватые венозные русла смутно читаются под тонкой кожей, прикоснуться губами, то можно слышать отголоски ее пульса.
Наконец она, округлив рот трубочкой и сделав какую-то пометку в тексте, спросила: "Вы что, немой?" — а ты сказал: "Нет, не немой, а скорее мертвый, да, уже давно, с тех самых пор, когда на углу Лесной улицы позвонил Голубке по телефону и она ответила, чтоб я больше не звонил никогда". Потом пояснял туманно: впрочем, не столько мертвый, сколько безголосый и безъязыкий, но при этом наделенный растительным разумом, спокойным и мудрым, бессердечным и не ведающим эмоциональных всплесков, так оно для здоровья полезней, ведь, если близко к сердцу принимать, что вокруг происходит, можно и в самом деле сыграть в ящик...
Некоторое время она медленно моргала, делая вид, будто размышляет над каким-то заковыристым абзацем в документе, на самом же деле она уже явно была озадачена и пыталась прикинуть, как себя вести, потом медленно подняла глаза, а глаза у нее оказались темными и глубокими, огромными и навыкате, с той особой, восхитительно влажной поволокой, которая дает представление о тайных порывах. Отар про таких женщин говорил — у нее глаза в сперме плавают! — но ты находил этот образ грубоватым и несколько надуманным, однако тогда, в момент знакомства, когда она не меньше минуты, приоткрыв рот, тебя рассматривала, ты готов был согласиться с этим скользким определением. Она сказала: "Итак?" — и прищурилась, поглаживая пальцами уголки рта, этот рефлекторный жест ей шарма не добавляет, так ощупывают рот исключительно старушки, впадая в задумчивость. Кажется, речь зашла о работе... Ну да, ты выложил про себя все: нужна работа, то есть стала нужна где-то час назад, а она на это хмыкнула: "А что произошло час назад?" — и расплела ноги и застыла так, слегка разведя в стороны колени.