— Что-что? — прищурился Анатолий, отрываясь от работы.
— Подлесок просто растет, тянется верхами к свету, а корнями к питательным слоям почвы. И в этом своем вольном росте способен заглушить хороший, благородный лес. Но у него нет намерения убивать, скажем, сосну или граб.
— Хм, занятно. — С минуту он молча рассматривал меня, по-прежнему покачивая головой. — Но при всех ваших диких, дремучих, первобытных и явно каннибалических каких-то порывах вы производите впечатление порядочного человека, — с оттенком удивления произнес он. — И даже — ранимого, я бы сказал, хрупкого, способного на сильное и искреннее чувство... Вам случалось плакать?
Вопрос сбил с толку: мастеровой монах смотрел на меня прозрачными глазами и как будто угадывал кое-какие глубоко припрятанные тайны: с месяц назад случайно был включен телевизор, шла финальная сцена "Белорусского вокзала" — герои поют песню про то, что мы за ценой не постоим! — мои глаза увлажнились.
—В вас есть какая-то мучительная раздвоенность, Павел, я ее сразу почувствовал, уже в момент нашего знакомства.
— Где это? — Я протянул ему визитку, чтобы уйти от этого разговора.
Подслеповато щурясь, он поднес кусочек картона к глазам.
— Это, насколько я понимаю, соседний дом. — Он вернул мне визитку и углубился в работу.
— Ну ладно, Бог вам в помощь. — Я направился к выходу из мастерской.
— Вы любите читать? — неожиданно спросил он, когда я уже вышагивал в коридор.
И опять его вопрос сбил с толку: читано было много, но скорее из инстинктивной потребности тренировать глазную мышцу — вникать в укрытые между строк смыслы, если они, конечно, там и были, охоты нет уже давно, растительная жизнь тем и хороша, что самодостаточна: все необходимые для здорового существования смыслы растворены в самом воздухе, которым дышишь, влаге, которую высасываешь из почвы. Пригрело солнце, растопив остатки черного от пыли весеннего снега — готовься выбросить ядрышки почек; просыпался скаредный летний дождик — пей от вольного, запасаясь влагой на случай череды долгих раскаленных засушливых дней; пахнуло холодом — ссыпай листву.
— Читать? — переспросил я. — Конечно. Последние девять месяцев я, ложась спать, просматриваю одну книжечку. Ее написал некто Кукушкин.
— Как? — наморщил брат Анатолий лоб. — Куку...
— Кукушкин. Называется она "Ритуальные услуги. Документы, консультации, разъяснения". Издательство "Социальная защита". Очень душевная книга. Ее чтение успокаивает перед сном и настраивает на философский лад.
— Вы невозможный человек, Павел. Вам нравится быть циником?
— Здоровым — да.
— То есть?
— Ну, без изрядной доли здорового цинизма мне в этой реке не выгрести. Тем более что грести всегда приходится против течения.
— Бог в помощь, — напутствовал меня в спину Анатолий.
Нужный дом соседствовал с храмом. Миновав узкие ворота, прошел в тесный внутренний дворик с аккуратной клумбой по центру, пересек его по диагонали, подошел к глухой черной двери в левом углу и надавил на клавишу переговорного устройства. Из динамика раздалось приглушенное шуршание, после некоторой паузы поверх него наслоился отдаленный, с металлическим оттенком мужской голос, долго выспрашивал, кто я такой, откуда, куда и зачем, муторный разговор затягивался — похоже, парню, бубнящему в микрофон, хотелось узнать всю мою биографию, начиная с безоблачных лет счастливого пионерского детства, и я уже был близок к тому, чтобы послать собеседника куда подальше, но в этот момент дверь цыкнула зубом и разрешила потянуть себя за круглую золотистую ручку.
Ход ее был тяжел и плавен — железа изготовители этого бронированного щита не пожалели.
В тесном предбаннике сразу оказался под обстрелом пристальных зеленоватых глаз рыжего веснуш-чатого молодого человека с квадратным, совершенно неподвижным и бесстрастным лицом. Габариты привратника были настолько внушительны, что оставалось только удивляться, как это он ухитрился втиснуться в крохотную нишу слева от входа, отделенную от прихожей толстым стеклом.
Просветив меня рентгеновским, словно у пограничника в международном аэропорту, взглядом, он дотянулся до пульта, нажал какую-то кнопку и едва заметно кивнул на следующую дверь, за ней в уютном, вытянутом пеналом холле меня принял очередной охранник в темном костюме, который ему был несколько тесноват, во всяком случае небольшое вздутие пиджака в районе левого бока бросалось в глаза: наверняка там, чуть ниже подмышки, он греет не медицинский термометр, а нечто более существенное.