Он повесил трубку, закурил папиросу Режи медленным жестом, который, как я узнал из долгого опыта, был признаком озабоченности и недоумения.
— Это тонкое преступление, Ван, — сказал он. — Слишком для меня тонкое. Мне это не нравится. Совсем не нравится. И мне не нравится, что к этому примешались скачки.
Он огляделся в кабинете. Это была большая квадратная комната, уставленная полками с книгами. На некоторых из полок стояла также коллекция старинных аптекарских принадлежностей, каменных, медных, бронзовых, с львиными головами, головками херувимов, фигурами птиц; старые аптекарские весы из бронзы и слоновой кости, аптекарские склянки различных форм, цилиндрические, яйцевидные, грушевидные, из фаянса, из ценного фарфора, из стекла и хрусталя. Собирание этой коллекции потребовало немало времени и денег.
— Удивительная коллекция, — пробормотал Вэнс. — Она также дает представление о том человеке, который ее собирал. Это и художник, и ученый. Любитель красоты и искатель истины…
Он подошел к северному окну и поглядел в сад.
— Крокусы умирают, — сказал он. — Они уступают место гиацинтам и нарциссам. Уже открываются тюльпаны. Краска сменяет краску. Но каждый час в саду что-нибудь умирает, Ван, или сад не мог бы жить. Да, надо поговорить до появления представителей закона.
Он нажал на белую кнопку. Один раз и другой. Он подошел к двери и отворил ее. Прошло несколько мгновений, но Гарден не появлялся. Вэнс снова нажал кнопку — опять никакого результата. Тогда Вэнс направился к выходу, но по пути остановился у двери в чулан. Мне сперва показалось, что дверь крепко заперта, но потом я заметил, что она была только притворена. Оставалась щель, шириной около дюйма. Вэнс осторожно толкнул дверь, и она медленно качнулась внутрь.
— Весьма странно, — сказал он, — чулан для хранения ценных документов, а дверь не заперта. Хотел бы я знать…
Свет из кабинета проникал в темный чулан и, когда Вэнс отворил дверь, то мы увидели белый шнурок от верхнего света. Вэнс тотчас же потянул за него и чулан залило светом. Этот чулан был небольшой кладовой с исключительно толстыми стенами, величиной в пять на семь футов. Стены были уставлены глубокими полками, на которых были нагромождены всевозможные бумаги, брошюры, ящики с карточками, подставки с всевозможными трубочками и т. д. Три полки были отведены под тяжеловесные стальные шкатулки для хранения денег и драгоценностей. Пол был выложен белым с черным кафелем. Хотя в чулане было достаточно места для нас обоих, я остался в коридоре, наблюдая за Вэнсом.
— По-видимому, — сказал он, — здесь нет ни одного предмета, который бы вор удостоил своим вниманием. Всякие формы, результаты, всевозможные данные, не имеющие ни ценности, ни интереса ни для кого, кроме самого профессора. И все-таки он построил специальную кладовую, чтобы их запирать.
Вэнс нагнулся и подобрал пачку разбросанных бумаг исписанных на пишущей машинке, которая очевидно свалилась с одной из полок против двери. Он проглядел их и старательно положил их на пустое место на полке.
— Этот беспорядок довольно интересен, — заметил он. — Профессор, очевидно, не последним заходил сюда, иначе бы он, конечно, не оставил бумаг на полу. Честное слово! Эти упавшие бумаги, эта незапертая дверь… знаете, это возможно… — в его голосе чувствовалось волнение. — Ван, не входите сюда. А главное, не трогайте дверной ручки.
Он опустился на колени на пол и старательно начал разглядывать квадратики, как будто пересчитывая их. Мне это напомнило, как он таким же образом разглядывал пол около кресла, в котором мы нашли молодого Свифта. Мне показалось, что он ищет здесь того, что он не нашел в саду. Следующие слова его подтвердили мое впечатление.
— Это должно быть здесь, — пробормотал он, — это объяснило бы многое. Это создавало бы первый неясный контур возможного рисунка…
Поискав минуту, другую, он вдруг наклонился вперед, взял из кармана кусок бумаги и ловко подхватил на него что-то с полу. Старательно сложив бумагу, он засунул ее в карман жилета. Хотя я был от него только в нескольких футах, я не видел, что именно он нашел.
— Я думаю, сейчас это будет все, — сказал он, вставая, и потянул за шнурок, чтобы закрыть свет.
Выйдя в коридор, он закрыл дверь в чулан, старательно избегая прикосновения к самой ручке. Потом он быстро прошел по коридору, вышел в сад, и направился прямо к умершему. Я видел, что он взял сложенную бумажку из своего кармана и раскрыл ее. Он несколько раз переводил взгляд с бумаги в своей руке на неподвижную фигуру в кресле. Наконец, он энергично кивнул головой и вернулся ко мне. Мы вместе спустились в следующий этаж. Как раз, когда мы входили в нижнюю переднюю, парадная дверь отворилась, и вошел Сесиль Крун. Он, казалось, был удивлен, увидя нас в передней, и спросил, бросая шляпу на полку: