— Пытаюсь вспомнить, — сказал он задумчиво, — кто был здесь в тот день, когда Зелия наткнулась на оружие…
— Когда это было? — резко вмешался Вэнс.
— Это было приблизительно три месяца назад, — объяснил Гарден. — Видите ли, у нас был телефонный аппарат, подключенный наверху — в кабинете. Но некоторые из западных гонок шли настолько поздно, что это стало мешать распорядку старого джентльмена, когда он возвращался домой из университета. Таким образом, мы спустили все оборудование в гостиную. Фактически, так было даже удобнее, и мать не возражала — ей это все даже нравилось…
— Но что же произошло в этот особый день? — настаивал Вэнс.
— Ну, мы были все наверху в кабинете, неся всякий вздор, как вы сами могли в этом убедиться сегодня днем, когда Зелия Грэм, которая всегда сидела за столом старого джентльмена, начала открывать ящики в поисках бумаги для заметок, на которой можно рассчитать общие ставки. Она, наконец, открыла центральный ящик и увидела револьвер. Это привело ее в восторг, и, смеясь как глупая школьница, она достала его с стала направлять во все стороны. Затем она сделала некоторые комментарии о том, что здесь прекрасное игорное помещение, проводя параллель между присутствием оружия и комнатой самоубийств в Монте Карло. «Все удобства Ривьеры», — лепетала она. Или что-то в этом роде. «Когда вы лишитесь последней рубашки, можете выбить себе мозги». Я выговорил ей довольно, боюсь, грубо, и велел положить револьвер на место, поскольку он заряжен, — и именно в этот момент через громкоговоритель пошла гонка, и эпизод завершился.
— Весьма интересно, — пробормотал Вэнс. — А можете вспомнить, сколько из присутствующих сегодня, были и на небольшом выступлении мисс Грэм?
— Думаю, что все они там были, если память мне ни изменяет.
Вэнс вздохнул.
— Немного бесполезно, а? Эта линия не позволяет устранить никого.
Пораженный Гарден поднял взгляд.
— Устранить? Не понимаю. Мы все были внизу здесь этим днем кроме Круна, — он отсутствовал, когда прозвучал выстрел.
— Именно, именно, — согласился Вэнс, откидываясь назад на стуле. — В этом и состоит загадочная и огорчительная часть этого дела. Никто не мог этого сделать, и все же кто-то сделал. Но не будем зацикливаться на этом пункте. Есть еще один или два вопроса, которые я хочу вам задать.
— Тогда вперед. — Гарден казался абсолютно озадаченным…
В этот момент в прихожей произошло небольшое волнение. Казалось, будто началась потасовка, и слышался пронзительный, протестующий голос, смешанный со спокойными, но уверенными тонами медсестры. Вэнс немедленно подошел к двери и распахнул ее. Там, около двери чулана на небольшом расстоянии от лестницы были мисс Уезерби и мисс Битон. Медсестра крепко держала вторую женщину и спокойно спорила с ней. При виде Вэнса мисс Уезерби повернулась к нему и высокомерно вопросила:
— Что это значит? Должна ли я подвергаться ударам от какой-то холопки, если хочу пройти наверх?
— У мисс Битон приказ, чтобы никто не проходил наверх, — строго сказал Вэнс. — И я не считаю, что она — холопка.
— Но почему я не могу пройти наверх? — спросила женщина с драматическими артикуляциями. — Я хочу видеть бедного Вуди. Смерть так красива, а я очень любила Вуди. По чьему приказу, — молю, скажите, — мне запрещено это последнее общение с покойным?
— Согласно моим распоряжениям, — холодно сказал ей Вэнс. — Кроме того, эта конкретная смерть совсем не красива, уверяю вас. К сожалению, мы живем не в эпоху Матерлинка. Смерть Свифта, знаете ли, довольно гадкая. И полиция будет здесь в любую минуту. До тех пор никому не разрешается ничего трогать наверху.
Глаза мисс Уезерби вспыхнули.
— Тогда почему, — потребовала она с театральным негодованием, — эта женщина, — она с преувеличенным презрением поглядела на медсестру, — как раз спускалась вниз по лестнице, когда я входила в холл?
Вэнс даже не попытался скрыть веселую улыбку.
— Не имею ни малейшего представления. Я спрошу ее позже. Но она действует в соответствии с моими инструкциями и не позволяет никому идти наверх. Будьте так любезны, мисс Уезерби, — добавил он, почти резко, — вернуться в гостиную и оставаться там, пока не прибудут официальные лица?
Женщина ослепительно и надменно улыбнулась медсестре, а затем, слегка кивнув, зашагала к сводчатому проходу. Там она обернулась и с циничной ухмылкой, пролепетала неестественным тоном:
— Благословляю вас, дети мои. — После чего она исчезла в гостиной.