— А почему, позвольте спросить, — сказал Вэнс, — мистер Крун мог бы желать избавиться от Свифта?
Женщина театрально прижала руки к груди. Сделав шаг вперед, она сказала замогильным голосом:
— Сесиль был ревнив, ужасно ревнив. Он безумно влюблен в меня. Он терзал меня своим ухаживанием. Я ничего не могла поделать. Когда он узнал, что я люблю Вуди, он пришел в отчаяние. Он угрожал мне. Я была в диком страхе. Я не решалась совсем порвать с ним, я не знала, до чего он мог дойти. Я старалась его успокаивать и я выходила с ним, надеясь, что это безумие у него пройдет. Одно время мне казалось, что он становится более нормальным и разумным. А потом сегодня… это ужасное преступление… — голос ее перешел в жалобный вздох.
Вэнс не выразил в своем лице ни сочувствия, к которому взывала ее напыщенная речь, ни того насмешливого презрения, которое, как я знал, он чувствовал. В его глазах проявлялся только интерес.
— Печально, очень печально, — проговорил он.
Мисс Уезерби закинула голову назад. Глаза ее засверкали.
— Я пришла сюда, чтобы посмотреть: возможно ли, что это сделал Сесиль. Я пришла сюда в интересах правосудия!
— Очень почтенно, — сказал Вэнс. — Мы это весьма ценим и тому подобное. Но я должен настаивать на том, знаете, чтобы вы вернулись вниз и оставались там с остальными. И будьте добры пройти через сад и спуститься по внутренней лестнице.
Он закрыл калитку и проводил мисс Уезерби к дверям. Она минуту поколебалась, но потом последовала его указаниям. Когда она проходила мимо дивана-качалки, она вдруг упала на колени.
— О, Вуди, Вуди, — простонала она драматически. — Это моя вина, — она закрыла лицо руками и наклонила голову, выражая всей своей позой глубокую скорбь.
Вэнс глубоко вздохнул, бросил папиросу и, взяв женщину крепко за плечи, поднял ее на ноги.
— Знаете, мисс Уезерби, — сказал он резко. — Все это не мелодрама!
Она выпрямилась с заглушенным рыданием и направилась вниз по лестнице. Вэнс повернулся к детективу и кивнул ему на выход:
— Сниткин, — сказал он, — спуститесь вниз и скажите Хеннесси, чтобы он следил за этой Сарой Бернар, пока она нам не понадобится.
Сниткин ухмыльнулся и последовал за мисс Уезерби вниз. Когда мы вернулись в кабинет, Вэнс опустился на кресло и зевнул.
— Боже мой, — пожаловался он. — Дело было достаточно сложным без этих актеров-любителей.
Маркхэм, насколько я мог видеть, был смущен и поражен этим инцидентом.
— Может быть, это и не все игра, — сказал он. — Эта женщина сделала весьма определенное заявление.
— О да, еще бы! Это в ее природе. — Вэнс взял еще папиросу. — Определенное заявление. Да. И сбивающее с толку. Право же, я ни минуты не думаю, чтобы она считала Круна виновным.
— Тогда в чем же дело? — воскликнул Маркхэм.
— Ни в чем, решительно ни в чем. Суета сует. Эта дама суета. Да и мы суета, ничто не ведет ни к чему.
— Но у нее что-то, очевидно, было на уме, — протестовал Маркхэм.
— У всех людей что-нибудь на уме. Но если бы мы могли до конца прочесть ум какого-нибудь человека, мы бы вероятно поняли весь мир.
— Боже милосердный, — воскликнул Маркхэм, вставая с места. — Неужели вы не можете разумно разговаривать?!
— Маркхэм, мой дорогой Маркхэм. — Вэнс покачал головой. — Что такое разум? Однако, как хотите. Что-нибудь кроется за театральностью этой дамы. У нее есть идеи. Но она действует не прямо. Она хочет, чтобы мы были чем-то вроде китайских божков, которые могут двигаться только по прямой линии. Печально. Но обозрим положение. Оно приблизительно таково. Несчастная дама выскальзывает через буфетную и поднимается в сад на крыше, надеясь привлечь наше внимание. Когда ей это удается, она сообщает нам, что доказала самым убедительным образом, будто некий мистер Крун убил Свифта на почве любви и ревности. Вот прямая линия, которая на самом деле — самое длинное расстояние между двумя точками. Теперь возьмемте кривую: предположим, что дама была отвергнутой, а не отвергала ухаживания. Она на это обижена. Она раздражена. Она раздразнена и мстительна и приходит на крышу с единственной целью — доказать, будто Крун виноват. Она отнюдь не выше этих соображений. Она была бы весьма рада, если бы Крун пострадал, все равно виновен он или нет.
— Но ее история весьма правдоподобна, — вызывающе ответил Маркхэм. — Почему стараться найти скрытый смысл в очевидных фактах. Крун мог это сделать, а ваша психологическая теория относительно мотивов этой женщины совершенно его обеляет.