— И потом, ты просто встревожена, я понимаю. Мы все встревожены… — голос преподавательницы удалялся, свет свечи поплыл по коридору и мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать продолжение.
— Эти странные исчезновения девочек… все так…пугающе. Пришлось написать в Старовер об разбушевавшейся Гнили, пусть придержат вестников, нам тут лишние глаза не к чему… но, все же за одну луну мы не досчитались шестерых. И из пустоши доходят совсем уж дикие байки, и у них пропадают дети… понятно, деревенский люд темный, но все же, все же… чует мое сердце — не к добру…
— Брось, девчонки и раньше пропадали, — хмуро отозвалась Гарпия, — не впервой… небось волки утащили, дурех, нечего за ограду лезть… дикий край, дикий. А Староверу и так дела до нас нет, зря опасаетесь…
Голоса окончательно затихли за углом коридора.
Я осторожно отлепилась от стены и перевела дыхание. Кажется, я и впрямь не дышала! Спина ныла, ноги болели. Кажется, тряпицы промокли от крови, надо сменить. Я беспокойно провела ладонью по каменному полу. Не хватало еще оставить кровавый след, тогда уж проще написать тут аршинными буквами: здесь стояла и подслушивала Ветряна Белогорская. Как раз и как прощальная надпись на надгробие сойдет!
Но ничего, камни холодные и сухие. Утром на всякий случай приду, проверю со свечкой.
Все еще таясь и вздрагивая, я двинулась по коридору в противоположную от удалившихся преподавательниц сторону.
До травницы я дошла без происшествий, никого больше не встретив. Честно пыталась по дороге обдумать услышанное, но в голове было пусто и гулко, как в каменных коридорах приюта. Так, потряхивая головой и надеясь прогнать эту звонкую пустоту, я и дошла до каморки Данины.
Травница, сухонькая, засушенная, как ее травки, стояла в углу комнатушки и отчетливо хлюпала носом, прижимая к глазам пальцы, желто-коричневые от въевшегося в них сока растений. От моих шагов она вздрогнула, торопливо повела по лицу кончиком головного платка, посмотрела испуганно.
— Ох, Ветряна, это ты…а мне тут в глаз что-то попало…
И засуетилась по коморке, бестолково переставляя глиняные ступки.
Я успокаивающе улыбнулась.
— Данина, мне бы мазь какую… для ног.
— Ох, бедолага, опять под хлыст попала? Лютует мистрис Карислава, лютует… да ты ложись, деточка, на кушетку, ложись… вот так… ох ты ж Пресветлая Мать, что ж делается-то? Совсем тебя, бедняжку исполосовали, места живого же нет… это что ж делается? Ведь девка же, не страдник вольховский, а вот же ж…
Так причитая, Данина уложила меня на кушетку, размотала присохшие к ногам тряпицы и стала осторожно промывать мне раны.
— И не заживает совсем. Тебе полежать бы недельку-другую, да под хлыст не попадать…
Я почти весело рассмеялась. Полежать недельку — это Данина хорошо придумала. Только кто ж мне позволит?
Отдыхать на узкой кушетке было так хорошо, что я почти не морщилась, когда травница стала мазать мне ноги чем-то густым и вонючим.
— Вот так, девочка, вот так… полегче-то будет. Эх, Ветряна, бедолажная ты! Вот подружка твоя, Ксеня, до чего ладная! И крепкая, как лошадка, и резвая, как коза! А ты ж чего такая доходяжная-то? Одуванчик горный, дунь-разлетиться, глянь-подломиться… Хотя все вы тут… горюны-горюшы, сиротинушки… эх, долюшка!
Под уютное ее бормотание я заклевала носом. Снова невыносимо потянуло в сон, и я заставила себя встряхнуться, села, поправляя юбку. Старая кушетка натужно заскрипела.
Я любила бывать в каморке Данины. В маленьком помещении было куда уютнее наших спален. здесь всегда остро пахло корешками и травами, пучки которых весели под потолком на деревянных балках. На грубо сколоченном столе глиняные и каменные ступки, шлифовальные круги, мотки чистых тряпиц и склянки с настойками. В углу резной, добротный шкаф, на кривых устрашающих ножках и большим навесным замком.
В детстве каморка Данины казалась нам волшебным, зачарованным местом, а сама травница- чаровницей. Находились даже те, кто утверждал, что она не много, ни мало — фея, и под коричневым линялым кожухом прячет настоящие слюдяные крылышки. А ее шкаф был для нас хранилищем невероятных тайн и чудес. Мы наперебой придумывали, что если бы довелось в него заглянуть, мы нашли бы там дверь в сказочную Варению или сундук с драгоценностями или на худой конец рог единорога, который всем известно, раз и навсегда делает счастливым.
Ночью, сбившись в кучку и укрывшись одеялами, мы шепотом, чтобы не услышала Гарпия, строили предположения одно другого чудесатее и нелепее по поводу содержимого волшебного шкафа. Ксеня традиционно настаивала на сокровищах, и с упоением мечтала, на что потратит несметные богатства, когда удастся ими завладеть. Правда, в основном, получалось у нее, что накупит много булок, сладких пирожков с кленовым сиропом и засахаренных ягод. Ну и ботинки новые. И пуховое одеяло. Хотя нет, одеяло нельзя- отберут. Так что дальше гастрономических вкуснятень фантазия практичной подруги не распространялась.