Только когда это случилось и я услышал чей-то голос на другом конце, я резко дернулся на кровати и случайно отбросил телефон в сторону. — Блядь! — хватая мобильник, я поднес его к уху. — Патрик? — спросил я, практически с мольбой в голосе.
— Я его нашел, он вообще никакой! — но это оказался Гусман, хотя и его я сейчас был рад слышать. — Приедешь?! — кричал он, пытаясь перекричать громкую хаус-музыку на фоне. — Клуб «The black room», мы тут уже были! Ты помнишь адрес?! — я сглотнул, вспоминая, что там творилось, когда мы впервые пришли туда. А если все это время Патрик был там? Что, если мы просто не заметили его тогда? Что, если он мог вернуться ко мне еще раньше?
— Андер! — я резко поднялся с кровати, услышав собственное имя. Нужно было брать себя в руки.
— Д-да, я помню, — кивнул я головой. — Я сейчас буду, — сказал я, сбрасывая вызов. Я быстро оделся и лишь на минуту замялся у выхода из номера. Нужно было взять для него куртку. Сейчас ночью было холодно, а в тот день на Патрике была лишь легкая рубашка.
Схватив свой бомбер из шкафа, я выбежал из номера. Мне не верилось, что это происходило.
Комментарий к День 13, кажется Глава маленькая, потому что так надо)))))) Следующая будет больше и будет она от лица Патрика, кстати говоря! Но пока не могу точно сказать, когда я сяду за ее написание – буду надеяться, что в понедельник-вторник, воть 💜
====== Кого вообще волнует, какой это день? ======
Комментарий к Кого вообще волнует, какой это день? Еще раз всем спасибо за фитбек (не устану благодарить, потому что это супер важно!) 💜
Напоминаю, что глава от лица Патрика!
Может, это было эгоистично? Уехать от всего этого ужаса в нашем доме, просто чтобы ехать с ним в одной машине? Эгоистично уехать от Ари, которая сейчас как никогда нуждалась в поддержке? Эгоистично бросить Менсию, которая от страха сейчас чуть не на стенку лезла? Эгоистично бросить отца, которому теперь нужно было разбираться со всем этим в одиночку? Может быть.
Пусть все трое и твердили мне в один голос, что после всего пережитого, я как никто другой заслуживал года спокойствия — я им не верил. Они хотели, чтобы я остался. А мне было нужно, чтобы остался он. Тогда бы мне не пришлось бежать.
Так что я этого даже не отрицаю. Патрик Бланко Коммерфорд — ебаный эгоист. Пусть так.
Но я ведь даже не думал, что они согласятся взять меня с собой. В особенности, Андер. Но он согласился. И это дало мне надежду.
Наверное, это даже жалко — надеяться. Надеяться, что человек, которому ты и даром не был нужен, вдруг передумает. Что он вдруг посмотрит на тебя иначе, когда узнает. Только оказалось, что Андер не хотел меня знать. Никогда не хотел.
~
— Он думает, что я запал на тебя, — он говорил это так, словно об это даже подумать было смешно. И вправду, просто смешно.
— Но это не так, — сказал я, пытаясь вбить это в свою голову. Это не так. Никогда не было. И никогда не будет. Но почему? Потому что я — пустышка, в отличии от Омара? Или потому что Андер хотел видеть во мне только это? Это то, чего он хотел?
Я мог дать ему это. Я готов был дать ему что угодно, только бы он попросил. Но он не просил, и мне приходилось решать самому. Вот почему я провоцировал. Хотелось увидеть в его глазах хоть что-то — нужду, желание, похоть. Хоть что-то, кроме безразличия.
И мне уже казалось, что я видел больше. Безмозглый идиот.
Он ведь делал так и раньше. А я каждый раз велся на это, как в первый.
Даже когда я стоял напротив его кровати, во время их секса по телефону, мне казалось, что это что-то значит — то, что он не прогнал меня; то, что он смотрел на меня; то, что он хотел меня.
Но с Андером всегда лишь казалось.
~
— Зря ты с нами поехал, — зря? — Зачем ты поехал? Каждая долбанная секунда с тобой — это ошибка. Ты понимаешь это?
— Не обманывай себя, Андер, — сказал я, пытаясь скрыть отчаяние в своем голосе. — Я вижу, как ты на меня смотришь. Постоянно, — я словно пытался убедить в этом самого себя. Мне не могло это просто показаться. Не могло. — Знаешь, что я вижу? Что ты хочешь меня. Хочешь так сильно, что…
— Я не хочу тебя! — чувство, как будто в грудь ударили с такой силой, что стало невозможно дышать. — Ты реально такой тупой? Думаешь, хоть кто-то захочет быть с тобой? Трахнуть — да, но любить? Да в тебе нечего любить, — казалось, что время замерло, пока я смотрел на него в недоумении.
Собственные слова, словно эхо в голове: но это практически невозможно. И никогда не было возможным, правда? Почему я вдруг начал думать иначе? Он смотрел не на меня, он хотел не меня, он любил не меня. Мне нужно было уехать. Нужно было.
~
Но я послушал Гусмана. Какого чёрта я его послушал? Реально думал, что смог бы и дальше строить из себя того, кому наплевать? Трахать всё, что движется, как будто ничего не произошло? Не с Андером поблизости, так это не работало.
В особенности, когда он пытался вновь наладить со мной общение. Пытался извиниться. Но за что? За то, что впервые был со мной честен? За то, что впервые сказал то, что на самом деле ко мне чувствует? Извиниться за то, что не чувствует ко мне абсолютно ничего?
Я и так выглядел жалко в его глазах, а еще ниже я опускаться не хотел. Не хотел я чувствовать эту боль, не хотел чувствовать нихрена.
Не хотел, чтобы он снова давал мне гребаную надежду. Но он делал это. Зачем он это делал?
— Я не пущу тебя, — я прикрыл глаза, когда он прижался ко мне. Отойди, просто перестань меня трогать, перестань говорить это, перестань притворяться. — Я не пущу тебя, — почему это вызывало во мне такую злость?
— Тебя никто и не спрашивал, отойди нахрен, — я резко отпихнул его от себя и дышать вдруг стало легче. Намного легче. — Это никто не увидит, Боже! Это для его личной коллекции, успокойся, — я врал, и если бы он знал меня немного лучше, то может понял бы.
— Это меня должно успокоить? Я не пущу тебя, Патрик! Я не пущу тебя к нему, — я почувствовал, как Андер снова схватил меня за руки, и вновь отпихнул его. Я не мог этого выносить.
— Да кем ты себя возомнил, Андер?! — рассмеялся я, потому что вся эта ситуация вызывала только истерический смех — не более. Какое ему было дело до того, с кем и чего я хочу? Может, это было слишком, но сейчас это решал я. Снова решал я. И я хотел, чтобы меня видели, чтобы меня замечали, чтобы меня хотели, чтобы все они говорили об этом. Так часто и много, что про Андера я и думать бы забыл. — Не хочешь меня, но бесишься, когда хотят другие? Пойми, ты мне не парень. Ты мне не друг. Ты мне не долбаный отец, чтобы решать за меня! — скажи, что любишь, мать твою. Скажи, и я прекращу.
Но я знал, что он не скажет этого. Никогда, блядь, никогда не скажет. — Не долбаный отец, забавно. Его ты вроде уже звал папочкой в вашей милой переписке. У тебя какая-то детская травма? — почему ты говоришь это? Почему? — Что, Патрик, готов быть хорошим мальчиком? — это словно была последняя капля, когда я ударил его по лицу и, сразу после, схватил за подбородок, притягивая ближе к себе.
— Не сомневайся, — выдохнул я, глядя на то, как он тяжело дышит. — Попрошу его и тебе скинуть. Может, хоть это заставит твой вялый член подняться, когда вы с Омаром снова решите созвониться по фейстайму, — слова, словно яд капали с моего языка. И я вновь ощутил власть над собой. На секунду, но ощутил.
Я не хотел больше видеть его лица, не хотел больше слышать его голос, не хотел быть рядом. Но я знал, что это продлится недолго. Пока злость бурлила во мне, нужно было бежать, сломя голову — лишь бы вновь не передумать. Лишь бы вновь не окунуться в этот поток боли, в котором я и так едва не захлебнулся.