Морозов делает шаг к ней; он высокий, такой высокий, что Алина задирает голову.
— Закатай рукав, — произносит он, и это приказ.
Что-то внутри противится, бьется раненой птицей, требует развернуться и уйти, она ведь не пленная, а он — не её хозяин. Алина медлит, облизывает губы.
Он берет её за запястье и одним движением подтягивает к себе, закатывает ей рукав кафтана сам. В длинных сильных пальцах появляется тонкая игла.
Короткая вспышка боли. Свет бьет из пореза, слепит.
— Значит, Заклинательница Солнца, — Морозов кивает своим мыслям.
Чудовища, прячущиеся в его плаще, шипят.
Алина понятия не имеет, что это значит, но чувствует, что рядом с ним её сила огнем течет, бьется, требует выхода. Сердце замирает, когда она взглядывает в его обсидиановые глаза, и Мал на мгновение становится бледной тенью.
— Что это значит? — спрашивает она едва слышно.
— Я объясню, — Морозов отпускает её руку. — Но позже. Иди на следующее занятие.
Он держит свое слово.
Обучает Алину управлять светом и огнем, и ей даже страшнее словить его неодобрительный взгляд, чем несколькими годами раньше было страшно получить по плечам палкой Багры. Искры на её ладонях Александр обнимает черным туманом. Алина разгоняет мрак, скользящий с его пальцев, сиянием. Он учит её прицельно бить огнем и слепить врага, и Старковой кажется, что однажды у неё бы получилось сражаться с ним спина к спине, если вдруг выпадет такая карта судьбы… она стряхивает эти мысли, как воду с мокрых волос.
Александр Морозов — великий гриш. Ей никогда не встать рядом с ним.
Ей никогда не стать ему равной.
И неважно, что её щеки как кипятком ошпаривает, стоит ему пройтись взглядом по её лицу, по шее. Тепло вспыхивает в груди, стекая жаркой волной ниже и ниже, заставляя сжимать руки в кулаки в надежде, что наваждение пройдет, как появилось. Не проходит.
Александр Морозов — сильный, очень сильный. Она снова и снова напоминает себе об этом. И она восхищается его силой, его тьмой, его магией. Ничего другого не может и быть.
Почему же ей теперь так хочется швырнуть подарок Мала в огонь и взяться за вышивку на черной ткани?
Алина ругает себя. Глупости она какие-то думает. Мал Оретцев — вот он, рядом. Всегда. Разве это не судьба?
Конечно, судьба.
Костры полыхают, искры трещат в летнем воздухе. Ночь на Ивана Купала вступает в свои права.
Алина прижимает к себе алую ткань, выискивает взглядом Мала и видит его с Зоей: он протягивает ей набор для вышивания; идеальные губы Назяленской трогает самодовольная улыбка. Она принимает дар с присущим ей достоинством, граничащим с самовлюбленностью.
Алина чувствует себя полной дурой.
На глазах выступают злые слёзы. Она злится на себя — и на что надеялась? — и на Мала тоже злится. Несколько раз моргает, ощущая, как намокают ресницы, а потом с размаху швыряет мантию, над которой так долго корпела, в огонь. Мантия вспыхивает моментально, воздух наполняется запахом горящей ткани.
— Алина, — Женя трогает её за плечо. — Ты… из-за Мала, да?
Рядом с ней — Давид Костюк, и уж у них-то всё прекрасно, они созданы друг для друга. Даже смогли в прошлом году перепрыгнуть костёр, держась за руки, и не разомкнули соединенных ладоней. Преподаватели им умиляются.
Старковой хочется закричать, так, чтобы небо раскололось. Кострище позади неё взвивается лепестками пламени к самому небу.
— Я… — она зажмуривается. — Я сейчас вернусь, — и бросается прочь, не разбирая дороги, к реке, где хочется спрятаться.
С размаху влетает в кого-то, не успевая затормозить по мокрой от ночной влаги траве. Поднимает взгляд.
Александр Морозов придерживает её за плечо. Тени, скользящие с его черного кафтана, обволакивают мягко, путаются в темных волосах Алины, сплетаются с искрами, горестно вспыхивающими под её кожей — она всё еще не может контролировать свет, если расстроена.
Как не может и контролировать жар, ядовитый, мучительно-обжигающий, что лижет ей ребра.
Морозов может сожрать её с потрохами и не оставить костей. Морозов заставляет её чувствовать себя сильнее.
Её свет льнет к его тьме.
— Не стоит жалеть о тех, кто тебя не ценит, — он не мог видеть всё, что случилось, но уже не в первый раз Алине чудится, будто он интуитивно чувствует её эмоции и реагирует на них. По-своему. — Ищи тех, кто не отвернется от твоего света.
И растворяется в ночи, таинственный и, кажется, одинокий.
Алина смотрит ему вслед. Что-то внутри у неё безвозвратно переворачивается. Что-то внутри ломается с глухим треском, освобождая от старых чувств и робко пробуждая новые.
На следующий день она заказывает черную ткань и серебряные нитки.
========== День Зимнего Солнцестояния (Дарклинг/Алина, “Гришаверс”) ==========
Комментарий к День Зимнего Солнцестояния (Дарклинг/Алина, “Гришаверс”)
Вселенная “Гарри Поттера”, Колдовстворец.
Так как про Колдовстворец ничего особенно неизвестно, я позволила себе добавить в список их специальностей ордена гришей.
Мал - корпориал и сердцебит.
Визуал Дарклинга - сериальный. Поскольку это AU, я сознательно отказалась от имени Дарклинг и оставила его настоящее имя.
И да - стекла и хитроумных планов достаточно в каноне. Здесь - не будет.
Aesthetic: https://vk.cc/c1bXUb
— Черная мантия?
Женя входит в их общую комнатку совершенно некстати. Алина даже спрятать подарок не успевает, и щеки затапливает жаром стыда.
С каждым днем, приближающим выпуск из Колдовстворца, она теряет покой. Перестает сосредоточиваться на уроках и всё чаще получает от Багры Морозовой по плечам палкой, когда вместо небольшого огненного шара на её ладони вспыхивает почти целый костер. Плохо спит по ночам, засыпая лишь под утро и проваливаясь в вязкую тьму.
На черной гладкой ткани серебряными нитями вышит полумесяц. Алина — что же, скрывать теперь уже не выйдет! — разворачивает мантию, и Женя прижимает ко рту ладонь.
— Заклинатель теней? О святые, Алина… Ты…. влюбилась в него?
И в её голосе напополам звучат сочувствие и ужас.
Алина и сама знает, что она — дура полная, потому что Александр Морозов просто не может ответить ей взаимностью. Уж точно не ей, раз даже Мал не смог. Они давно с Назяленской расстались, и, по слухам, у неё роман с младшим цесаревичем Николаем, но Оретцев как не смотрел на подругу детства, так и не смотрит.
Ей уже это не важно. Кажется, долгие, мучительные чувства к Малу отпустили её в празднество Ночи Ивана Купала, когда она сожгла мантию, предназначенную для Оретцева, в костре, а Морозов оказался единственным, у кого нашлось доброе слово.
Александр Морозов оказался единственным, кому вообще было до неё дело.
И, наверное, она и правда влюблена в него по уши, только началось это ещё до кострищ и праздника. Началось в момент, когда он, не моргая, смотрел на свет, льющийся из её ладоней, и даже не попытался отвернуться. Алина помнит, как внутри всё ошпаривало жаром, как сердце билось где-то у горла заполошной птицей и как мир отдалялся, сосредотачиваясь только на его лице.
Но, может быть, если бы Мал ответил ей взаимностью, то чувство к Заклинателю теней так и осталось бы наваждением.
— Ты любишь его, — уже уверенней сообщает Женя. — Алина, ты хоть представляешь, на что обрекаешь себя?
Она садится рядом, берет Алину за руку так заботливо, будто Старкова — ребёнок, которого надо убедить съесть кашу на завтрак. И от этого почему-то очень обидно, и хочется выдернуть ладонь, но не стоит обижать Женю. Сафина ведь хочет, как лучше.
Чувство к Морозову в Алине прорастает — не вырвать, не вытравить. Её сияющее сердце оплетают чужие тени. Она чувствует, как её влечет к его тьме и не хочет ничего с этим делать.