Может, лучше бы она отрубилась?
Назяленская помнит, как Ланцов впечатал её в дверь его собственной квартиры, целуя так, будто мечтал об этом уже очень давно; как она стягивала с него рубашку и как по пути в спальню они посшибали все углы и оставили за собой дорожку из ненужных шмоток, как Гензель и Гретель — из хлебных крошек.
Назяленская стонет в голос, откидывая голову на подушку.
В какое дерьмо она влипла?
Зоя слышит, что в ванной шумит вода. Вполне может представить себе Николая, стоящего под душем, и у неё перехватывает где-то в горле. Назяленская себе не врет: ей было хорошо с ним. Лучше, чем она предполагала. И Николай действительно сделал с ней всё, что хотел… и что хотела она. И они понимали друг друга. В постели точно.
Такой идиотский романтизм присущ разве что Алине, и Зоя упрямо встряхивает головой.
Нужно сваливать, пока Николай не вылез из душа. Она собирает свои вещи — трусы находятся на дверной ручке почему-то — и уже в холле напяливает туфли, одновременно с этим ковыряясь в приложении такси… черт, она не знает адреса Николая, придется выходить на улицу и смотреть номер дома…
— Куда-то собралась? — Ланцов появляется в дверях ванной, прислоняется к косяку плечом. О полотенце вокруг бедер он даже не позаботился, но Зою этим ничерта не смутить, она меряет его взглядом и поджимает губы.
— Домой, — заявляет она. — Круто потрахались, но мне пора, Ланцов, — Назяленская смотрит ему прямо в лицо, но некстати отмечает, как он облизывает губы, как капля воды сползает по его виску на щеку. Срываясь взглядом на его шею и широкие плечи, замечает следы собственных поцелуев.
— Не думаю, что тебе пора, Назяленская, — он расплывается в ухмылке. — Я с тобой ещё не закончил.
— Зато я с тобой закончила.
— И кончила.
Зоя знает, что нужно хватать вторую ненадеванную туфлю и делать ноги. А можно даже без туфли, у неё дома ещё есть. Но, когда Ланцов вжимает её в стену и целует, она шлет здравый смысл к черту, роняет телефон и зарывается пальцами в чужие мокрые после душа волосы. Чувствует, что на ткани платья остаются влажные пятна, стоит Николаю притянуть её к себе ещё ближе. Наплевать, всё равно это платье сразу в стирку…
Телефон у Зои отчаянно разрывается сообщениями в мессенджерах.
Николай скользит ладонью ей под юбку, и Назяленской становится абсолютно всё равно.
========== House of cards (Майкл Лэнгдон/Мэллори, “Американская история ужасов”) ==========
Комментарий к House of cards (Майкл Лэнгдон/Мэллори, “Американская история ужасов”)
Political!AU
На самом деле, у этой АУ есть много частей, но так как она не закончена, то вряд ли я выложу все. Только самую первую.
Aesthetic: https://vk.cc/c1TSJ1
Туфли сжимают ступни, будто изощренные орудия пытки за несколько тысяч долларов. Привыкшая к легким платьям и джинсам Мэллори не может наловчиться ходить небольшими шагами, но юбка-карандаш не дает ей много свободы. Мисс Корделия Гуд, одна из сенаторов в Конгрессе от демократической партии, ожидает, что Мэллори приступит к активной работе с первого же дня, и та не может подвести свою покровительницу.
Мисс Гуд ведь столько для неё сделала!
Мэллори пытается незаметно поправить юбку, впившуюся в бедра. Мисс Гуд назначила её ответственной за изучение жалоб избирателей, пока она сама воюет за распределение бюджета на следующий календарный год, и Мэллори приступает к работе с рвением, пока не понимает, что помочь этим людям она ничем особенно не может.
Часть из них — сумасшедшие, которые хотят поговорить напрямую с сенатором Гуд, а не с «малолеткой, нацепившей каблуки и очки, как мартышка». Другая часть считает, что государство кругом им обязано, и, хотя социальное обеспечение действительно является заботой государственной власти, это не значит, что нужно вести себя…
«Как сволочи, — подсказывает ей внутренний голос. Мэллори прикусывает щеку изнутри. Уже десять минут она сидит напротив пожилой женщины, которая рассказывает ей про проблемы правительства с социальным обеспечением. — И даже твоё ангельское терпение не может отрицать, что большинство из них — сволочи, радующиеся возможности сорваться на тебя»
Отдел социального обеспечения не отвечает либо переводит её в режим ожидания, и, пока в ухо ей льется какая-то классическая мелодия, Мэллори возвращается в Капитолий со стаканом латте в руке. Демократы и республиканцы сегодня обсуждают очередной проект бюджета, и народу в коридорах — плюнуть некуда. Мэллори торопится на этаж, принадлежащий демократической партии, но цепляется каблуком за ступеньку и едва не теряет равновесие.
— Нет-нет-нет-нет! — тараторит она, подхватывая кренящийся стаканчик, но не удерживает его и только беспомощно наблюдает, как отлетает крышечка и плещется кофе на чужие брюки. Они черные — это хорошо, пятна не будет видно. Плохо, что в попытках удержать свой кофе, она не замечает, что снова скользит на ступеньках. Стаканчик летит на мрамор.
Её подхватывают так быстро, что она не успевает даже взвизгнуть.
— Ловкость — ваше второе имя? — насмешливо произносит бархатный голос над ухом у Мэллори.
Она поднимает взгляд. Темно-бордовая рубашка, черный галстук и серебряный зажим на нём в виде змеиной головы, гладко выбритый подбородок, полные губы. Незнакомец выше её сантиметров на двадцать как минимум, а она ещё и стоит на ступеньку ниже, и он придерживает её за талию — достаточно осторожно, чтобы его не обвинили в харрасменте, но тепло его ладоней ощущается даже сквозь ткань её шелковой лимонной блузки.
И — господи, разве здесь так можно было? — волосы незнакомец убрал в низкий светлый хвост.
— Простите, — бормочет Мэллори, краснея. — Я испортила вам брюки.
— Верное замечание, — молодой человек убеждается, что она может стоять на ногах и отпускает её. Смотрит на её бейджик, болтающийся на груди, усмехается. — Мэллори, значит?
У него самого бейджик пристроен в карман рубашки. Можно увидеть только имя: Майкл Лэнгдон. Мэллори пытается незаметно вытереть ладони о юбку — школьная привычка, от которой нужно избавляться здесь.
— Я оплачу вам химчистку.
Она боится посмотреть в глаза этому мистеру Лэнгдону. Первый день — и надо же так облажаться, дура набитая! Удивительно, что телефон ещё не уронила, и оттуда всё ещё несется классическая музыка.
— Не сможете, — пожимает плечами Лэнгдон. — Это Том Форд. А мисс Гуд не будет довольна, если вы оплатите республиканцу хотя бы ланч в буфете, — он издевается, и раскаяние, которое Мэллори испытывала вполне искренне, сменяется раздражением.
Она пытается извиниться, в конце концов! Можно было бы проявить понимание, а не вести себя, как распоследняя сволочь!
Республиканцы, что с них взять. Мисс Гуд всегда так говорит, и Мэллори ей верит.
— Вот и не буду, — фыркает она.
Разбирайтесь со своими брюками сам, мистер Майкл Лэнгдон! Мэллори надеется, что кофе не успел остыть к тому моменту, как оказался на темной ткани дорогущей одежды. И знает, что ведёт себя, как ребенок, в Капитолии нельзя себе позволять этого, однако ей всего двадцать два, и она здесь первый день, а всё уже наперекосяк идет.
— Майкл Лэнгдон, личный помощник сенатора Джона Генри Мура, — визитка в его длинных пальцах такая же пафосная, как и он сам. Черная, с позолоченными буквами. Майкл приподнимает в улыбке уголки губ, выжидает, и Мэллори всё же берет его визитку. Наверное, её надо будет выбросить? Зачем она её вообще взяла? — На случай, если продолжите не справляться с обязанностями работника с избирателями. Увидимся, Мэллори.