Саймон берет первый аккорд.
Не то чтобы его новая песня подходила под репертуар The Flux. Скорее, у Саймона получилась какая-то серенада, которые поют девушкам по окнами, но Вику даже нравится её простая мелодия. Хотя клавиши подошли бы к ней лучше, и Лакота привычно прикидывает аранжировку, пока Саймон перебирает струны акустики.
So bring the lightning, bring the fire, bring the fall
I know I’ll get my heart through.
Got miles to go, but from the day I started crawling
I was on my way to find you.
Не очень эта песня похожа на предыдущие у The Flux, как Вик уже успел понять по видео на Youtube, но любителей баллад Саймон точно зацепит.
Остергаарда прерывают на полуслове прежде, чем Вик успевает высказать свои соображения насчет звучания. Поворот дверной ручки заставляет Саймона резко заткнуться.
— Привет! — в приоткрывшуюся дверь просовывает голову Аманда. Кажется, да, именно эту девчонку зовут Аманда, это про неё Саймон упоминал только что. Она притащилась в Эл-Эй вместе с The Flux. Вроде, даже на укулеле им подыгрывает или что-то такое, Вик уже не помнит. Но зато лишь тупой не заметит, как эта малышка смотрит на Сая. — Ой… — она узнает Вика и тушуется. — Помешала?
Она даже милая, в этих очках, в футболке из мерча The Flux и без косметики, хотя Лакота и привык видеть совершенно других девчонок в окружении музыкантов. Многие, даже отыграв пару концертов на периферии, уже требуют видеть рядом с собой какую-нибудь Джиджи Хадид.
Видимо, не в этом случае.
— Эй, привет, — Саймон цветет улыбкой, что твоя клумба, и Вик ухмыляется про себя: что-то подобное он уже видел когда-то у Фауста на лице, когда тот только познакомился с Гретхен. Может, Остергаард будет умнее.
Есть люди, в которых нужно вцепляться, обнимать и не отпускать никогда, даже если все шторма мира обрушатся, чтобы всё испортить. Есть шансы, выпадающие только раз в жизни, как счастливая карта, которую нужно реализовать, пока не стало слишком поздно.
Может, Саймону достанет мозгов не только концерты организовывать, но и разглядеть ангела, без которого его удача запросто способна повернуться спиной.
Может, хоть он не похерит возможность быть счастливым.
Насчет The Relentless и Джонни Фауста Вик вот уже не уверен.
========== Ночь на Ивана Купала (Дарклинг/Алина, “Гришаверс”) ==========
Комментарий к Ночь на Ивана Купала (Дарклинг/Алина, “Гришаверс”)
Вселенная “Гарри Поттера”, Колдовстворец.
Так как про Колдовстворец ничего особенно неизвестно, я позволила себе добавить в список их специальностей ордена гришей.
Мал - корпориал и сердцебит.
Визуал Дарклинга - сериальный. Поскольку это AU, я сознательно отказалась от имени Дарклинг и оставила его настоящее имя.
И да - стекла и хитроумных планов достаточно в каноне. Здесь - не будет.
Aesthetic: https://vk.cc/c0Yj9q
Алина Старкова проводит ладонью по ткани мантии. Алая, как у большинства сердцебитов, она греет пальцы не хуже огня, хотя Алина и знает, что это её собственное тепло. Жар-птица, красующаяся на вышивке, чудится настоящей — вот-вот взлетит, взмахнув пылающими крыльями. На день Ивана-Купала девушки Колдовстворца вышивают мантии для своих возлюбленных в надежде, что в ответ получат в дар принадлежности для вышивания, означающие, что чувства взаимны. Женя вот для Давида вышила золотыми нитями фиолетовую мантию фабрикатора, так чем Алина хуже?
Малу Оретцеву понравится. Быть может, Мал наконец-то ответит ей взаимностью, быть может, он просто не знает о её чувствах… и даже его роман с Зоей Назяленской, на пару лет старше и Алины, и самого Оретцева, уйдет в прошлое, потому что…
Потому, что Зоя в декабре выпускается, а Малу ещё два года учиться.
Потому, что Зое вряд ли он вообще нужен, ей светит карьера шквальной при императорском дворе.
И потому, что…
Ну ведь Мал и Алина дружат с детства, они должны быть вместе, правда? Это всё ведь не просто так? Не просто так они учились в одном классе, не просто так оказались потом на факультете Ратного дела, изучая боевую магию сердцебитов. Не просто так Мал был её лучшим другом!
Только почему в животе смутно ворочается странное ощущение, будто мантию нужно бросить в огонь? Полгода тщательной работы, исколотых пальцев, надежды на взаимность — всё в огонь. Смотреть, как занимается пламенем алая ткань, как съеживается и погибает от язычков огня жар-птица? Почему Алине кажется, что мантия должна быть черной, а вышивка — серебряной, и вместо огненной птицы ткань нужно украсить полумесяцем? У неё аж пальцы покалывает, и что-то внутри шепчет вкрадчиво «Брось, брось, брось…»
Прямо в огонь.
Черный — не цвет Мала, но Алина хорошо знает, кто носит черный. У неё за ребрами расцветают огненные розы, и это пламя лижет кости, свет искрами вспыхивает под кожей от ненужных мыслей.
Багра говорит, дар Алины редкий, таких гришей мало. Дар этот до некоторых пор Алине мешал. Она не знала, куда приткнуть себя, кем она станет, когда оставит стены Колдовстворца позади. Она умеет и зелья варить, и стихиями немного управлять, но ни к чему из этого нет таланта. Да и к сердцебитам она попала случайно: потому, что может своей силой ожоги наносить, если захочет.
Александр Морозов появляется в Колдовстворце в этом году — его попросили провести курс боевой магии взамен другого преподавателя. Алина помнит, как он вошел в зал, и мрак стлался за ним, покорные любому движению руки. Тени льнут к нему, как тренированные бойцовские псы, но у каждого покорного ему чудовища есть пасти, полные зубов.
Александр Морозов — могущественный гриш, в глазах которого клубится тьма. Он ведёт ладонью, и зал погружается во мрак.
Ученики ахают, шепоток проносится по их рядам. Все знают, что Александр Морозов - Заклинатель теней. И Алина чувствует, как чужие взгляды жгут ей спину: кому разгонять мрак, как не той, что вызывает свет и огонь.
— Давай, Алина, — Мал подпихивает её в спину, — ты же умеешь!
На самом деле, у каждого из них — свой талант. Алина и правда бьет светом, обжигает огнем и разгоняет тьму, но подставы от Мала она не ожидает, и, когда он выпихивает её вперед, совершенно теряется.
Морозов вскидывает бровь.
— Имя, — голос у него тягучий, низковатый; у Алины кровь к щекам приливает, искры вспыхивают под кожей.
Смотреть в его лицо с четкими, крупными чертами, с короткой темной бородкой и точеными скулами сложно, даже если глаза почти сразу привыкают к сгустившемуся мраку. Морозов красив так, что это почти бьет наотмашь.
— А… — она прочищает горло. — Алина Старкова.
— Смелость — похвальное качество, Алина Старкова, — уголки его губ чуть приподнимаются, — но часто граничит с глупостью. Покажите, что вы умеете, коли вызвались.
Она не вызывалась, но теперь придется, и Алина поднимает руки. Кожу покалывает от света, текущего по венам, вырывающегося с кончиков пальцев, вспыхивающего звездами. Морозов наблюдает. Лихорадка сползает на шею и грудь, но Алина закусывает губу, мысленно проклинает Мала и очищает мысли.
Сияние бьет по глазам.
Морозов даже не щурится. Смотрит на неё, ни один мускул не дергается на его лице. Разогнанные тени обиженно скользят ему за спину, прячутся в складках плаща.
— Неплохо, — замечает он. — Кто-нибудь ещё?
Алине хочется спрятаться за чужими спинами. Она отступает назад, к Малу, локтем толкает его под ребра. Он потирает бок, но явно не сожалеет о своем поступке.
Во все глаза она пялится на Александра Морозова, и её свет рвется к его тьме. Алина не знает, что это значит… наверное, ничего хорошего.
Морозов задерживает её после занятия. Во рту у Алины становится сухо, когда она приближается к нему через посветлевший зал, и колени подгибаются. В голове ни одной толковой мысли не задерживается, они мечутся, как глупые овцы в загоне.