— Какого рода? Шотландского, как уже сказано, — ответил хозяин. — Они там все, доложу вам, джентльмены, хоть на ином и рубашки-то нет прикрыть наготу; но этот как раз довольно приличный плут — самый большой ловкач с севера Британии, какого только встретишь по сю сторону Бервикского моста; он, сдается мне, торгует скотом.
— Превосходно, пусть разделит с нами компанию, — сказал мой попутчик и, повернувшись ко мне, стал излагать свои воззрения: — Я уважаю шотландцев, сэр; люблю и почитаю этот народ за его нравственные устои. Часто приходится слышать, что у них будто бы грязь и нищета, но я хвалю неподкупную честность, даже когда она ходит в отрепьях, как сказал поэт. Я знаю из верного источника, сэр, — от людей, на которых можно положиться, — что в Шотландии совершенно неизвестно, что такое разбой на большой дороге.
— Вероятно потому, что у них там грабить нечего, — вставил владелец гостиницы и захихикал, приветствуя собственное остроумие.
— Ну нет, любезный хозяин, — прогудел за его спиной сильный, глубокий голос, — скорее потому, что ваши английские акцизники и ревизоры,[30] которых вы послали на север, за Твид, прибрали грабительский промысел к своим рукам.
— Прекрасно сказано, мистер Кэмпбел! — подхватил хозяин. — Я не знал, что ты от нас так близко. Но ты знаешь, я истый йоркширец. Как идут дела на южных рынках?
— Как обычно, — ответил мистер Кэмпбел: — умные покупают и продают, дураки покупаются и продаются.
— Но и умные и дураки не отказываются отобедать, — сказал наш радушный хозяин, — а вот как раз нам несут самый великолепный говяжий огузок, в какой только доводилось втыкать вилку голодному человеку.
Сказав это, он тщательно наточил нож, занял свое королевское место за верхним концом стола и весело принялся наполнять тарелки своих разношерстных гостей.
В этот день я впервые в жизни услышал шотландский говор и близко встретился с представителем древней народности, которой этот говор свойственен. Шотландцы с ранних лет занимали мое воображение, — мой отец, как вам хорошо известно, происходил из старинной нортумберлендской семьи; и в тот час, сидя за воскресным обедом, я находился в нескольких милях от ее родового поместья. Но ссора между ним и его родственниками зашла так далеко, что он неохотно упоминал о своем происхождении и считал самым жалким видом тщеславия ту слабость, которая обычно именуется фамильной гордостью. В своем честолюбии он хотел быть только Уильямом Осбальдистоном, первым купцом в Сити, или одним из первых; и если б доказали, что он прямой потомок Вильгельма Завоевателя,[31] это меньше польстило бы его тщеславию, чем суматоха и гомон, которыми встречали обычно его появление на Биржевой улице «быки», «медведи»[32] и маклеры. Он, бесспорно, хотел бы оставить меня в неведении о моих родичах и происхождении, чтобы тем вернее обеспечить согласие между моим образом мыслей и его собственным. Однако его намерения, как это случается порой с умнейшими людьми, были разрушены, — если не полностью, то частично, — человеческим существом, которое он в своей гордости привык считать слишком незначительным и потому не опасался его влияния на меня. Няня, старая нортумберлендка, растившая его с самого раннего детства, была единственным человеком на родине, к которому он сохранил какие-то чувства; и когда фортуна улыбнулась ему, первой его заботой было дать Мэйбл Рикетс приют в своем доме. После смерти моей матери старая Мэйбл взяла на себя уход за мною и во время моих детских болезней дарила мне те нежные заботы, какие уделяет ребенку теплое женское сердце. Так как мой отец запрещал ей говорить при нем о холмах, о рощах и долинах ее возлюбленного Нортумберленда, она изливала свою тоску передо мною, маленьким ребенком, описывая те места, где протекала ее молодость, и попутно повествуя о событиях, которые связывало с ними предание. Эти рассказы я слушал внимательней, чем наставления других моих учителей, более серьезные, но менее увлекательные. Я и сейчас словно вижу перед собою добрую Мэйбл, ее слегка трясущуюся от старческой слабости голову в большом белоснежном чепце, лицо, покрытое морщинами, но сохранившее еще здоровые краски деревенской жительницы, — и, кажется мне, вижу, как она растерянно смотрит то в одно, то в другое окно на кирпичные стены и узкую улицу, закончив со вздохом свою любимую старую песенку, которую я тогда предпочитал и — к чему таить мне правду? — по сей день предпочитаю всем оперным ариям, какие только зарождались в капризном мозгу итальянского маэстро Д.:
30
Посылка в Шотландию акцизников, ревизоров и оценщиков вызвала среди населения Шотландии сильное недовольство, хотя явилась естественным следствием соединения королевств.
Соединение Англии и Шотландии произошло по унии 1707 года.
31
Вильгельм I Завоеватель (1027—1082) — герцог Нормандии, завоевавший Англию в 1066 году и ставший ее королем.
32
Бык — делец, играющий на повышение биржевых акций, медведь — на понижение; термины эти (bull and bear) до сих пор употребляются в Англии в торговом мире.