Жилище моих дедов, к которому я теперь приближался, расположилось в логу, или в узкой долине, поднимавшейся некруто вверх между предгорьями. Обширные поместья, некогда принадлежавшие роду Осбальдистонов, были давно утрачены или промотаны моими неудачливыми предками, но всё же при старом замке оставалось еще достаточно угодий, чтобы сохранить за моим дядей звание крупного землевладельца. Имущество свое (как выяснил я из расспросов, производимых мною в дороге) он тратил на широкое гостеприимство, которое считал обязательным для сохранения доброго имени среди северных сквайров.
С вершины холма я мог уже различить вдали Осбальдистон-Холл — большое старинное строение, выглядывавшее из-за рощи могучих друидических дубов, и я направил к нему свой путь поспешно и прямо, насколько это позволяли извивы неровной дороги, когда вдруг мой утомленный конь запрядал ушами, услышав заливистый лай своры гончих и веселое пенье французского рожка — в те дни неизменный аккомпанемент охоты. Я не сомневался, что то была свора моего дяди, и придержал коня, чтобы охотники могли проехать мимо, не заметив меня; не желая представляться им среди отъезжего поля, я решил пропустить их, проследовать дальше своей дорогой к замку и там дождаться возвращения его владельца с охоты. Итак, я остановился на пригорке и, не чуждый любопытства, которое, естественно, должны внушать эти сельские забавы (хотя мой ум в тот час был не слишком восприимчив к впечатлениям такого рода), нетерпеливо ждал появления охотников.
Из заросли кустов, покрывавшей правую сторону ложбины, показалась загнанная, еле живая лисица. Опущенный хвост, забрызганная грязью шерсть и вялый бег предвещали ее неминуемую гибель; и жадный до падали во́рон уже кружил над беднягой Рейнардом,[44] видя в нем добычу. Лисица переплыла поток, пересекавший ложбину, и пробиралась дальше, вверх по овражку на левый берег, когда несколько собак, опередив остальную заливавшуюся лаем свору, выскочили из кустов, а за ними егерь и еще три или четыре всадника. Собаки безошибочным чутьем находили лисий след, и охотники очертя голову неслись за ними по бездорожью. Это были высокие, плотные юноши, на прекрасных конях, одетые в зеленое и красное — мундир охотничьего общества, существовавшего под эгидой старого сэра Гильдебранда Осбальдистона. «Мои двоюродные братья!» — подумал я, когда всадники пронеслись мимо. И тут же подумалось: «Какой же прием окажут мне эти достойные потомки Немврода?[45] Чуждый сельских утех, смогу ли я найти покой и счастье в семье моего дяди?». Возникшее предо мной видение прервало эти думы.
То была юная леди с замечательными чертами лица, вдвойне прелестного от возбуждения, вызванного охотничьим азартом и быстрой ездой. Под нею был красивый конь, сплошь вороной, только на удилах белели клочья пены. Всадница была одета в довольно необычный по тому времени костюм мужского покроя, получивший впоследствии название амазонки. Мода эта была введена, пока я жил во Франции, и оказалась для меня новинкой. Длинные черные волосы наездницы развевались по ветру, выбившись в пылу охоты из-под сдерживавшей их ленты. Неровный грунт, по которому она с удивительной ловкостью и присутствием духа вела коня, замедлял ее продвижение и заставил проехать ближе от меня, чем пронеслись другие всадники. Поэтому я мог хорошо разглядеть ее удивительно тонкое лицо и весь ее облик, которому придавали невыразимую прелесть буйное веселье этой сцены, романтичность своеобразного наряда и самая неожиданность появления. Едва она поровнялась со мною, как ее разгоряченный конь сделал неверное движение в тот самый миг, когда наездница, выехав на открытую дорогу, снова дала ему шпоры. Это явилось для меня поводом подъехать ближе, как будто ей на помощь. Причин к беспокойству, однако, не было — конь не споткнулся и не оступился; а если бы и оступился, у прелестной всадницы было достаточно самообладания, чтобы при этом не растеряться. Всё же она поблагодарила меня улыбкой за доброе мое намерение, и я, осмелев, пустил коня тем же аллюром и старался держаться в непосредственной близости к ней. Крики: «Хью! Убита, убита!» — и соответственная мелодия охотничьего рога вскоре известили нас, что спешить больше не к чему, так как охота кончилась. Один из виденных мною раньше юношей приближался к нам, размахивая лисьим хвостом, — как бы в укор моей прелестной спутнице.
— Вижу, — отозвалась та, — вижу, но нечего так кричать. Если бы Феба, — добавила она, потрепав по шее своего красивого коня, — не завела меня на скалистую тропу, вам нечем было бы похвастаться.