Собаки под гиканье охотников ринулись в кусты; все были чем-нибудь заняты; кругом царили суматоха и оживление. Мои двоюродные братья, слишком увлеченные своим утренним занятием, вскоре перестали обращать на меня внимание; только раз донеслось до моих ушей, как Дик-лошадник шепнул Уилфреду-дураку:
— Увидишь, при первом же выстреле француз наш сразу спасует.
На что Уилфред ответил:
— Похоже на то; недаром у него на шляпе эта глупая заграничная лента.
Но Торнклифа, как ни был он груб, не оставила вполне равнодушным красота его родственницы, и он решил, по-видимому, держаться к нам поближе, чем прочие братья, — то ли желая понаблюдать, что происходит между мною и мисс Вернон, то ли надеясь позабавиться моими неудачами на охоте. Его, однако, постигло разочарование. После долгой облавы, занявшей большую часть утра, лису, наконец, подняли, и на два часа пошел гон, в котором я, несмотря на злосчастную французскую ленту на шляпе, показал себя искусным наездником — к удивлению моего дяди и мисс Вернон и к тайной досаде тех, кто ждал моего позора. Мистер Рейнард, однако, оказался слишком хитер для преследователей, и собаки сплоховали. К этому времени, наблюдая за мисс Вернон, я заметил, что ее раздражает навязчивое внимание Торнклифа Осбальдистона; и так как молодая леди, со свойственной ей живостью, никогда не колебалась перед самыми решительными способами достичь того, что ей желательно в данную минуту, она сказала ему с укором:
— Не понимаю, Торни, чего ради вы всё утро вертитесь под хвостом моего коня, когда вам известно, что над Вульвертонской мельницей норы не забиты.
— Ничего такого мне неизвестно, мисс Ди: мельник клялся богом и дьяволом, что забил там все норы еще к полуночи.
— Как вам не стыдно, Торни! Вы верите словам мельника? Когда мы в тех норах три раза упускали лису за эту осень! На вашей серой кобыле вы бы галопом за десять минут обернулись туда и назад!
— Хорошо, мисс Ди, я поскачу к Вульвертону и, если норы не забиты, переломаю Дику-мельнику все кости.
— Пожалуйста, Торни, милый, отхлещите негодяя как следует. Живо, одним духом, и тотчас обратно (Торнклиф пустился в галоп), — или пусть тебя самого отхлещут, что будет для меня куда приятней. Мне приходится учить их всех дисциплине — чтобы слушались команды. Я, надо вам знать, формирую полк. Торни будет у меня сержантом, Дик — инструктором по верховой езде, а Уилфреда с его жирным басом, которым он произносит не свыше трех слогов кряду, заставлю бить в литавры.
— А Рэшли?
— Рэшли будет нести разведочную службу.
— А для меня у вас найдется должность, прелестный полковник?
— Вам предоставляется на выбор — стать полковым казначеем или главным казнокрадом. Но смотрите, собаки плутают. Вот что, мистер Фрэнк, след остыл — лису нескоро отыщут; едемте со мною, я покажу вам красивый вид.
И сказав это, она поскакала к вершине отлогого холма, откуда видна была вся окрестность, потом кинула взор вокруг, как бы желая удостовериться, что поблизости нет никого, и отвела своего коня к березовой рощице, закрывавшей нас от остальных охотников.
— Видите вы ту гору с острой вершиной, бурую, поросшую вереском, на одном склоне — белесое пятно?
— Ту, что замыкает длинный кряж холмов, пересекаемых болотами? Вижу ясно.
— Белесое пятно — это скала, именуемая Ястребиным Камнем, а Ястребиный Камень лежит в Шотландии.
— В самом деле? Я не думал, что Шотландия так близко от нас.
— Могу вас уверить, что это именно так, и ваш жеребец домчит вас туда за два часа.
— Но к чему мне мучить коня? Туда добрых восемнадцать миль по птичьему полету.
— Берите мою кобылу, если думаете, что она резвее. Говорю вам, через два часа вы будете в Шотландии.
— А я вам говорю, что у меня нет ни малейшего желания туда попасть; если бы голова моего коня оказалась по ту сторону границы, я не заставил бы его ступить еще хоть на шаг вперед, чтоб и хвост оказался там же. Зачем мне ехать в Шотландию?
— Чтоб укрыться от опасности, если я должна говорить прямо. Теперь вы меня понимаете, мистер Фрэнк?