Эти философские построения позволяют понять истоки его необыкновенных духовных сил. Эти
силы рождались не стихийно, а в результате осмысленных, хотя и в чем-то ошибочных с точки
зрения современной философской науки умозаключений.
Подвижничество Циолковского осталось бы чудачеством, если бы у него не было огромного
мужества. Ведь на его пути были не только никем не решенные проблемы, но и установившиеся
воззрения, которые могли показаться непререкаемыми даже самому образованному человеку. В
подходе к решению научных проблем у него был девиз: «Будем смелы. Не будем бояться кары
авторитетов, хотя бы за ними были тысячелетия.
Мы охотно за ними пойдем, если они, с точки зрения несомненных знаний, пришли к верным, хотя
и недоказанным ими выводам» [133, с. 3].
Интересно, что в этом замечании Циолковского — тот же тезис, что и в работе Эсно-Пельтри,
посвященной теории размерностей, где французский ученый призывает критически относиться к
фундаментальным наукам (см. гл. 7 наст. кн.).
Если нас сейчас поражает широта и многоплановость научных интересов Циолковского, то еще
более поразительной кажется его способность увидеть взаимосвязи многочисленных проблем,
объединенных единой темой — человек и Вселенная.
177
Р. Годдард
Такая особенность мышления Циолковского настолько превосходила общепринятые
представления, что не каждой его мысли придавалось то значение, которого она заслуживала, и
нередко мы заново открывали Циолковского уже после того, как сами повторяли пройденное им.
Да и сейчас, быть может, мы еще не полностью отдаем себе отчет во всем том, что им было
высказано и предсказано. Сочетание глобальных представлений о путях развития цивилизации с
морально - этическими принципами, активная борьба за свои убеждения — все это явилось той
особенностью творческого пути Циолковского, которая сыграла огромную роль в развитии идей
космонавтики.
Особенно наглядна творческая активность Циолковского по сравнению с позицией других
пионеров космонавтики.
Характер научной деятельности американского ученого Годдарда носил подчеркнуто келейный
характер. Это выражалось не только в том, что он, подобно Эсно-Пель-три, опубликовал всего две
свои работы — с интервалом в 15 лет, но и в том, что он намеренно скрывал полученные им
научные результаты. После успешных экспериментов с первой жидкостной ракетой в 1926 г.
Годдард опубликовал сведения о них только через 9 лет. Свои соображения о перспективах
развития космонавтики и о практических способах обеспечения космического полета Годдард
отослал в марте 1920 г. в Смитсонианский институт как конфиденциальный документ, так и
оставшийся неопубликованным при его жизни. Направляя другие результаты своих исследований,
Годдард специально оговаривал необходимость воздерживаться от их публикации.
178
Г. Оберт
Причины такой сдержанности можно найти в его переписке.
В 1916 г. (за четыре года до публикации своей первой работы) Годдард писал президенту Смитсо-
нианского института, где проводил свои исследования и получал для этой цели финансовую поддержку:
«Я намеревался послать это сообщение несколько позже, но думается, что было бы нежелательным
откладывать дальше. Мне кажется, однако, что лучше было бы не публиковать его...
Основания для моего письма именно в данный момент заключаются в следующем: мой прибор будет в
состоянии перемещать массы, такие, например, как взрывчатые вещества, на очень большие
расстояния, а следовательно, он оказался бы, вероятно, очень полезным в случае войны...» (курсив мой.
— Г. В.) [122, с. 69].
Это первая причина замалчивания Годдардом своих научных трудов. Он делал ставку на субсидии за
счет военного ведомства, и его надежды в этом отношении оправдались.
Следует добавить, что взгляды Годдарда на использование ракетной техники не были столь
ограниченными. В цитированном письме он отмечает: «... исключительное использование этого
прибора в военных целях, я уверен, было бы потерей для науки» [122, с. 70]. Однако и здесь, по его
мнению, нашелся серьезный повод, чтобы воздерживаться от публикации. В марте 1920 г., вскоре после
того, как первая его работа увидела свет, он писал под впечатлением отзывов о ней в печати —
безграмотных и тенденциозных — в своем очередном конфиденциальном докладе в адрес
Смитсонианского института: «Несколько причин побудило привлечь внимание института р проблемам,
содержащимся в настоящем докладе.,,
179
Во-первых, чтобы избежать сенсационности, поскольку общественность пока не подготовлена к
осознанию важности предлагаемой работы (в цитируемом докладе речь идет о предложениях
Годдарда по планетным исследованиям.—Г. В.)... Как сейчас установлено, общественность не
понимает важности изысканий, которые смогут (в дальнейшем) сделать возможным такие
планетные исследования» (курсив мой.—Т1. В.) [121, с. 155].
Видимо, он особенно боялся сенсаций после того, как американские газеты ославили его на весь мир,
приписав подготовку полета ракеты к Луне 4 июля 1924 г. только на основании его предположения о
возможности такого полета. Он избегал всяких контактов вне узкого круга своих помощников и
администрации Смитсонианского института. Попытка немецких инженеров наладить какие-либо
контакты с Годдардом была им «грубо и резко отклонена» (В. Лей).
В отличие от Циолковского, который рассматривал развитие космонавтики как задачу всего
человечества, связанную с его дальнейшей судьбой, Годдард не желал взглянуть дальше того, что он
мог сделать в этой области сам со своим малочисленным коллективом. К своим научным результатам
Годдард не добавил ничего, что могло увеличить число сторонников космонавтики. Более того,
стремлением отгородиться от научной общественности он затруднил объективную оценку своих
научных трудов. Только после смерти Годдарда его работы стали достоянием гласности и позволяют
судить о его истинных позициях в отношении космонавтики, а также и о больших потерях в этой
области, связанных с его молчанием. В самый трудный период своего существования космонавтика
была лишена сторонника с самой, пожалуй, высокой научной репутацией. Он, без всякого сомнения,
понимал важность космических исследований, но так и не решился заявить об этом во всеуслышание.
Судьба книги Оберта «Ракета в космическом пространстве», опубликованной в 1923 г., является
великолепной иллюстрацией того, какую роль может сыграть личная позиция автора научной идеи в ее
популяризации. Книга содержала, по существу, приглашение к сотрудничеству на финансовой основе,
причем автор книги математически строго доказывал состоятельность своих технических предложений.
Он давал также понять, что книга содержит лишь общие идеи и в распоряжении автора
180
есть готовые разработки, которые будут представлены желающим взяться за практическое
осуществление его идеи: «... о многом я хотел бы пока умолчать (особенно о кажущихся удачными
решениях некоторых проблем)... Если когда-либо мои идеи будут воплощены на практике, я,
безусловно, предоставлю точные чертежи, расчеты и методы расчетов... Разрабатывая свои чертежи, я
обдумывал каждую деталь и могу с уверенностью сказать, что никаких непреодолимых трудностей
нет. .» [153, с. 510].
Подобная оценка перспектив создания космической ракеты, вынесенная на первые страницы книги и
дополненная обещаниями финансовой выгоды, создала такую конъюнктуру автору книги, о которой он