* Блеском (франц.).
И миссис Дэнлоп он тоже писал об этом:
"Будьте мне свидетелем, что в час, когда слава пенилась в моем кубке, я держал его в руках, не опьяняясь хмельным напитком, и с грустной решимостью смотрел в грядущее, когда удар Клеветы с мстительным злорадством выбьет его у меня из рук".
2 августа он закончил письмо доктору Муру. В эти листки вместилась вся его жизнь до двадцати восьми лет.
Читатель пересмотрел ее вместе с поэтом.
Началась новая полоса жизни. Надо было решать не только свою судьбу, но и судьбу детей, судьбу Джин.
И свою дальнейшую творческую судьбу тоже. Сможет ли поэт, вернувшись "к старому своему знакомцу - плугу", все же сохранить в целости свою простую лиру, не дать пальцам огрубеть, а паутине забот оплести звонкие струны?
Он знает, что теперь его голос слушает народ Шотландии.
Для него он должен сохранить свою поэтическую силу, еще лучше узнать свою страну, ее песни, ее предания.
Сейчас он уедет в Эдинбург, потом поедет путешествовать, а потом...
Потом будет видно, что готовит ему жизнь.
6
3 августа Бернс снова вернулся в столицу. Он собрался оттуда поехать в горную Шотландию, а заодно посетить герцогов Атольских и герцогиню Гордон в их летних резиденциях, куда его давно звали. В августе начинался отпуск у Вильяма Николя, и Бернс, очень привязанный к "беспутному Вилли", необдуманно пригласил его с собой.
24 августа Бернс и Николь выехали из Эдинбурга на север, в горную Шотландию, уже не верхом, а в удобной двуколке.
За три недели в Эдинбурге Бернс немного успокоился. Он жил в семье учителя Крукшенка, не в старом городе, а в одном из новых кварталов. Главным его другом была маленькая Дженни - дочь Крукшенка. Работая над песнями для второго тома джонсоновского "Музея", Бернс часто просил девочку спеть для него мелодию, на которую он подбирал слова. Он дарил ей книжки, гулял по саду близ улицы Принца и, может быть, держа в руке детскую руку, думал, что жизнь надо построить так, чтобы его дети были с ним всегда...
По вечерам в небольшой гостиной Крукшенков собирались друзья - органист Кларк, который давал Дженни уроки музыки, Джонсон, приносивший Бернсу для проверки ноты и корректуры "Музыкального музея", Вильям Николь. Дженни пела им песенку, написанную для нее Бернсом:
За полем ржи кустарник рос.
И почки нераскрытых роз
Клонились, влажные от слез,
Росистым ранним утром.
Но дважды утренняя мгла
Сошла, и роза расцвела.
И так роса была светла
На ней душистым утром...
Ты, нераскрывшийся цветок,
Расправишь каждый лепесток
И тех, чей вечер недалек,
Согреешь летним утром!
Крукшенки проводили Бернса и Николя в путешествие, взяв с поэта слово, что по приезде он снова остановится у них.
О поездке с Николем остались отрывочные записи в дневнике, несколько писем и отличные стихи. Путешественники объехали все северное предгорье, посетили исторические места, видели разрушенные замки, старинные аббатства, дом, где родилась несчастная королева Шотландии Мария Стюарт, и замок, где, по преданию, Макбет убил короля Дункана. Они побывали в городе Инвернессе одном из самых древних шотландских городов, считавшемся еще столицей первых жителей Шотландии - пиктов, видели скалистое Кинкардинское ущелье и поле знаменитой битвы при Баннокберне, где Роберт Брюс разбил англичан. Бернс долго стоял над камнем, отмечающим то место, куда, по преданию, Роберт Брюс воткнул древко шотландского знамени "с кроваво-алым львом".
"Ни один шотландец не пройдет без волнения мимо этого поля, записывает Бернс. - Мне кажется, что я вижу храбрых моих соотечественников, наступающих с холма на грабителей их страны, убийц их отцов. В крови горит благородная месть и справедливая ненависть, шаг их становится все тверже и быстрей, приближаясь к угнетателю, оскорбителю, кровожадному врагу. Я вижу, как на поле победы они с торжеством поздравляют друг друга, восхищаясь своим царственным вождем-героем и завоеванной свободой и независимостью".
Тогда же он сделал первый набросок стихотворения, законченного позже:
Навек простись, шотландский край,
С твоею древней славой,
Названье самое прощай
Отчизны величавой!
Где Твид несется в океан
И Сарк в песках струится,
Теперь владенья англичан,
Провинции граница.
Века сломить нас не могли,
Но продал нас изменник
Противникам родной земли
За горсть презренных денег.
Мы сталь английскую не раз
В сраженьях притупили,
Но золотом английским нас
На торжище купили.
Как жаль, что я не пал в бою,
Когда с врагом боролись
За честь и родину свою
Наш гордый Брюс, Уоллес.
Но десять раз в последний час
Скажу я без утайки:
Проклятие предавшей нас
Мошеннической шайке!
...Рассветы над горами, когда внизу в тумане лежат зеленые долины и осеннее золото полей, замшелый гранит старых замков, шумные рыбачьи деревушки, где рано утром на мощенной булыжниками рыночной площади скользко от рыбьей чешуи, а горластые рыбачки торгуются со скупщиками свежей рыбы, узкие квадратные башни полуразрушенных аббатств, зеленоватая вода озер, быстрые реки, где отражаются выгнутые дугой каменные мосты, - всё видят зоркие глаза Бернса.
В пути он встречает множество интереснейших людей. Здесь, на севере, живет старый скрипач и певец Нийл Гоу. "Нийл Гоу играл нам, - записывает Бернс. - Он невысок, коренаст, настоящий горец, седые волосы падают на ясный открытый лоб, интересное лицо, в нем виден глубокий ум, добросердечие с доверчивой простотой - был у него дома..."