Слава богу, если есть время записать песни, которые, несмотря ни на что, звучат в твоей душе.
Во всех письмах этого года Бернс пишет о своих литературных планах. Доктору Муру, приславшему свой роман ему на отзыв, он рассказывает о задуманном очерке "Сравнительный взгляд на творчество Мура, Филдинга, Ричардсона и Смоллета и разбор их произведений".
"Сознаюсь, что эти планы выдают мою смешную самонадеянность, да, вероятно, я никогда и не выполню их", - пишет он Муру и тут же добавляет, что "исчеркал весь экземпляр книги своими пометками".
Как опытный критик - и критик большого вкуса и тонкого понимания, разбирает Бернс чужие стихи. Как тончайший знаток народной музыки, пишет он о старинных и современных песнях. Его шутливые диалоги - мастерские произведения комедиографа, послания - настоящие монологи из ненаписанной драмы.
Ему со всех сторон посылают стихи и прозу. Часто он не успевает отвечать или отвечает коротко, надеясь на "свободную минуту", которая никогда не приходит.
"Я часто задумываюсь, особенно в грустные минуты, о характерах и судьбах рифмующей братии, - пишет он молодой поэтессе Эллен Крэйг. - Нет среди всех когда-либо написанных мартирологов печальнее повести, чем "Жизнь поэтов" доктора Джонсона!!."
И дальше он говорит, что жизнь поэта трагична еще и потому, что он "менее приспособлен выносить удары судьбы".
И вместе с тем Бернс никогда не падал духом, не отчаивался, и если он даже начинает сетовать на всякие горести, то сразу переходит на шутку. Посылая Питеру Хиллу три гинеи в счет долга, он пишет целый монолог о Бедности - "сводной сестре Смерти и двоюродной тетке Ада" - и, понося всех богачей, "коронованных гадов" и "чад порока", добавляет:
"Пускай святоши говорят что угодно, а по мне, хороший залп ругани и проклятий - то же самое для души, что кровопускание из вены для тела: и то и другое приносит огромное облегчение..."
В истинном же горе, в истинной скорби он сдержан и целомудрен, как никто.
Этим летом неожиданно умер младший брат Вильям. Бедный малый заразился "гнилой горячкой" и умер в Лондоне. Два месяца Роберт ничего не знал о брате, беспокоился о нем, писал ему письма. Джин сама отделала рюшами две хорошие тонкие рубашки: Вильям написал, что в столице носят "исключительно рубахи с отделкою на груди", и просил сестер переделать его праздничные рубахи "согласно этой моде".
Рубашки были посланы, и, наверно, Мэрдок, старый учитель Роберта, который хоронил Вильяма в Лондоне, позаботился, чтобы одну из них надели на покойника. Похороны он устроил "пристойные" и прислал Роберту изрядный счет.
А Роберт написал миссис Дэнлоп о смерти Вильяма коротко и грустно: "Ему было всего двадцать три года. Такой славный, красивый, достойный юноша..."
Осень и зима снова прошли в напряженной работе. Объезжать десять приходов в дождь и слякоть было невыносимо трудно. В сентябре Бернс попросил Грэйма помочь ему получить место в Дамфризе, не связанное с частыми разъездами. Ближайший его начальник дал о нем самый благоприятный отзыв:
"Бернс - весьма деятельный, исполнительный и старательный человек, относится с самым пристальным вниманием к своим обязанностям (чего, кстати, я не ожидал от столь необычного Гения)... и, несмотря на малый опыт, он, как вы отлично понимаете, способен преодолеть любые трудности, какие могут представиться в теории или практике нашей профессии... Короче говоря, он вполне достоин вашей дружеской помощи..."
И акцизный чиновник Роберт Бернс получил новое, более выгодное место: он был назначен инспектором так называемого "третьего района" города Дамфриза.
Теперь ему приходилось выезжать не так часто - и только в особых случаях.
Весной 1791 года Бернс обратился к своему хозяину мистеру Миллеру с просьбой разрешить ему передать аренду Эллисленда кому-нибудь другому: ему самому уже совершенно не хватало времени на фермерские работы, да и деньги кончались. А сделать надо было еще очень много.
Миллер категорически отказался от такого предложения: он вообще решил продать ферму. Он предложил Бернсу собрать урожай к осени этого года и затем, получив отступное, отказаться от аренды.
"Если я на этом потеряю только сто фунтов, но зато избавлюсь от проклятой фермы, я буду счастлив", - писал Бернс миссис Дэнлоп, прося ее пока об этом никому не говорить: он знал, что не виноват в крахе всех своих планов, знал, что он, и Джин, и все его домочадцы работали не за страх, а за совесть. Он знал, что, будь у него свободные деньги и кредит в банке, он вел бы хозяйство так, что семья могла бы жить безбедно.
Но откуда взять деньги, когда жизнь дорожает, а жалованье акцизного не увеличивается?
О том, чтобы зарабатывать деньги поэтическим трудом, Бернс и не помышлял... По-прежнему Джонсон печатал его песни бесплатно и безыменно, по-прежнему "никто не подал руки поэту, не поддержал и не ободрил его".
Драмы, комедии, критические статьи, большая поэма "Путь поэта" так и остались ненаписанными.
Бернс знал, что это его последняя весна в Эллисленде. И в песнях тех дней так белеет березовая кора под мартовским солнцем, так распускаются почки и поют птицы, что чувствуешь - поэт прощается с прекрасными берегами Нита.
Весной пришла печальная весть: возвращаясь из-за границы, умер лорд Гленкерн. Бернс всегда помнил о добре, которое ему сделали. Он написал "Жалобу на смерть лорда Гленкерна", где среди выспренних и риторических строк есть простые слова печали и благодарности.
Но еще больше, чем смерть Гленкерна и прощание с Эллислендом, Бернса угнетала забота о близких: Джин должна была родить в апреле - и Анна Парк уехала к своим родным, чтобы никто не знал о том, что и она ждет ребенка.
В конце апреля, когда Джин кормила новорожденного сына - его назвали Вильям Николь Бернс в честь старого друга - "упрямого сына латинской прозы", - Роберт рассказал жене, что Анна умерла от родов и у ее родных осталась девочка - такая же черноглазая, как все дети Роберта.
Джин молча посмотрела в глаза мужу, потом тихо сказала:
- Привези ее мне, я их обоих выкормлю...
(Девочку назвали Бетси. Она выросла красивой, умной, вышла замуж за хорошего человека, ткача Томсона, родила ему семерых детей.