Роберт Эйкман
Рассказы
Изменчивый вид[1]
Когда судно отчалило от пристани и начало подниматься и опускаться в желтых водах Мерси, Карфакс вспомнил «Прощание с Англией»[2].
Широкая, быстрая река и высотные здания на обоих берегах, Ливер-билдинг, офисы компании «Кунард» и огромные сооружения, загадочные по назначению, которые выросли, когда туннели Мерси[3] тянули от берега к берегу, создавали масштаб, но сжимали пейзажи необъятного океана в нечто двумерное, неспособное подчеркнуть малые габариты судна.
Стремительный, опасный на вид поток внезапно исчезал — и ему на смену приходила пустота открытых вод, смущая и насылая на ум зрителя морок. Нью-Брайтон-Тауэр[4] — вещь, похоже, сильно превосходящая размерами любой свой южный аналог, — стояла на берегу реки, словно стойка футбольных ворот, другая сторона которых была скрыта от Карфакса надстройкой корабля. Он, казалось, помнил, что в этом здании Грэнвилл Банток[5] боролся с мещанством и мертвым грузом былых страданий, которые капают, как дождь над Мерси, на умы всех художников. Карфакс был не из тех, кто смог бы жить на берегу, как Уитмен, — одни только погодные условия Ливерпуля отвращали от этой мысли, — или даже как Гоген, плохо кончивший на своем райском острове. Но он подозревал, что его собственная унылая карьера в министерстве иностранных дел уже настолько отрезвила и обесцветила его ум, что музыка и живопись, ставшие теперь лишь «хобби», вряд ли смогли бы отразить для него ту великую радость освобождения — которая одна, по его разумению, и делала достойными внимания искусство и саму жизнь. Карфакс воспринимал все хорошее только через призму «освобождения» от чего-то. Красота, долг… пусть кто угодно сейчас созерцает этот вид — они, отягощенные прошлым, великолепие воспринимают как какую-нибудь безвкусицу. Впрочем, любое здание, построенное не в согласии с традицией, быстро теряет красоту, полезность и почет — как и человеческое тело.
«Однако сама влажность воздуха иногда придает пейзажу удивительную глубину цвета», — прочитал Карфакс в своем путеводителе. Стекло, через которое он видел мир во время плавания в то утро, одаряло его этой радужно-водянистой мимолетной благодатью — все в ограненном иллюминаторе казалось подчеркнуто ярким, последним островком жизни в море неопределенности. Вот почему Карфаксу пришла на ум та картина. Она была круглая — как иллюминатор; такой формат был характерен для живописи итальянского Ренессанса. Требовалось особое мастерство, чтобы вписать в нее многофигурную композицию.
Сквозь это неожиданное сочетание дождя, тумана и ветра, характерное для климата побережий Мерси, Карфакс наблюдал, как пятнадцатифутовые ливерпульские птицы[6] на вершине огромного здания исчезают в движущихся облаках — то есть в родной стихии. Но эти выставленные на всеобщее обозрение экземпляры неспособны были преодолеть фронт послештормовых туч — равно как и людские надежды. Он вспомнил, что пятнадцать лет назад спешно отправился третьим классом в Ливерпуль в поисках красивой актрисы водевиля, тогда выступавшей в этом городе в Шекспировском театре. Страсть, как он, казалось, помнил, была в ту пору чем-то таким, что нельзя было оставить в дешевом синтетическом чемодане в гардеробе на вокзале. Судно стало крениться до такой степени, что многие из его соседей напомнили о себе взволнованным гулом, и Карфакс задавался вопросом, имеют ли свойство несчастье или дурнота взаимно усиливать друг друга: сильнее ли людей тошнит, когда они несчастны?
К тому времени, как они приблизились к Бар-Лайт — конечной точке длинной двойной серии буев, ведущей суда из Ливерпуля к бездонному подводному каньону, охватившему и северную, и южную части Ирландского моря, — Карфакс заметил, что никто не вышел на палубу полюбоваться видом, кроме него. Да и для него хорошей обзорной позиции, увы, не нашлось — усевшись на одинокий раскладной стул на корме, он, запахнув пальто, наблюдал, как команда отправляет за борт судовой лаг[7] на веревке, фиксируя пройденное расстояние. Холод и сырость царили на палубе, но ему они казались терпимыми. Карфакс задавался про себя вопросом, каково это — оказаться в шторм за бортом, чтобы вся жизнь пронеслась пред взором как некое достойное спасения видение, и потом, доплыв до берега, сушить мокрую одежду на слабом, разожженном при помощи трута огне; или, допустим, болтаться по морю в открытой шлюпке с незнакомцами, пережившими кораблекрушение, мочалить ужасную солонину и моряцкие сухари… Да ведь расскажешь кому о таком — даже близкие друзья в силу неминуемых социально-практических обстоятельств выслушают без интереса, может, плечами пожмут.
2
«Прощание с Англией» — картина английского художника Форда Мэдокса Брауна, написанная в период с 1852 по 1855 гг.
3
Туннели Мерси — туннели, соединяющие Ливерпуль с Вирралом, проложенные под рекой Мерси. Их три: железнодорожный туннель Мерси (открыт в 1886 году) и два автомобильных — Квинсвэй (открыт в 1934 году) и Кингсвэй (открыт в 1971 году). Железнодорожный туннель и туннель Квинсвэй соединяют центр Ливерпуля с Биркенхедом, в то время как туннель Кингсвэй ведет в Уолласи.
5
Символ Ливерпуля — мифическая птица; ее изображения в городе можно встретить повсюду — от мусорных баков до эмблемы футбольного клуба «Ливерпуль». Всего их около сотни; они имеют особое историческое, культурное и художественное значение. Наиболее известные — гигантские бронзовые фигуры, венчающие часовые башни Ройял-Ливер-Билдинг на городской набережной.
7
Морская свинья — водное китообразное млекопитающее. Часто принимается за дельфина, от которого отличается строением черепа и зубов, более мелкими размерами (длина тела 1,5–2,5 м, вес до 120 кг), более плотным «коренастым» телосложением.