Однако, чем дальше оставался английский берег с его скверно выкрашенными домами и угрюмыми типами, толкающимися в метро, тем больше признаков оживления с некоторой оторопью наблюдал вокруг себя Карфакс. Попутчики выносили на палубу шезлонги, кто-то уронил ему на голову столбик сигаретного пепла с верхней палубы. Откуда-то с другого конца судна донесся запах жареных рыбы и картошки по-ливерпульски, у кого-то ожил транзисторный радиоприемник, игравший популярные мелодии типа тех, какие Карфакс во дни былые сам сочинял и продавал за небольшие деньги — в эфире такой «музыкальный продукт», как правило, надолго не задерживался, потому что его было много, и один мотив до одури напоминал другой. Куда интереснее было слушать обрывки разговоров:
— …понятия не имеет, насколько некрасива, и, конечно, никто ей об этом не скажет в лицо, — говорит очевидно уродливая дама лет сорока пяти своей собеседнице примерно того же склада.
— …коммунизм дает рабочим возможность работать! — с чувством произнес мужчина в плаще, чьи тонкие бесцветные волосы слишком рано начали редеть.
— …поэтому я сказала, что отдам ей его, если она пообещает покрасить его в зеленый цвет, — втолковывала дородная матрона своему скучающему и несчастному с виду мужу.
— …если обеспечить заказы, я позабочусь о производстве. Уж на меня в этом вопросе можно положиться. Я знаю, как обращаться с этим чертовым правительством…
— …в конце концов я стал ее раздевать — ну, она, конечно, тут же ломаться начала, — говорящий отвернулся от собеседника и злорадно рассмеялся, прежде чем возобновить свое прежнее доверительное бормотание.
— …нет у мира надежды, кроме масштабного возрождения истинного христианства, — сказал с серьезным видом некий важный мужчина. Очевидно, он обращался к целому ряду слушателей. — Истинного христианства, — повторил он с нажимом.
— Гляди-ка, Роланд! Морская свинья![8] — крикнула женщина лет тридцати своему сыну — тоном человека, всяко стремящегося направлять ребенка в период его формирования, а не доминировать над ним.
Вскоре прозвенел звонок к первому обеду, и толкучка пассажиров вокруг Карфакса стала рассасываться: одни спускались вниз, другие разворачивали промасленные бумажные пакеты и силились защитить их содержимое от порывов соленого ветра. Чайки, готовые следовать за судном хоть на край света, направляйся оно туда, снизились к палубе и начали вести себя куда более уверенно. Карфакс вспомнил, что, согласно Сапфо[9], души умерших превращаются в белых птиц, парящих под ярким солнцем над высокими скалами; вспомнил и то, как одним солнечным днем прогуливался по Фрешуотер-Даун и желал, чтобы его собственная душа, окрылившись, отделилась от тела и унеслась куда-то, где всегда тепло, где ничем не нужно заниматься и даже умирать не потребуется; вспомнил надпись Вагнера на экземпляре «Пасторальной симфонии», подаренном барону фон Кёделлю: «Сегодня ты будешь со мной в раю».
Его блуждающие мысли вернулись к кричащим и ссорящимся чайкам: остервенелым, свободным, белым, легким и обреченным. «Какое жалкое заблуждение — усмотреть душу в этих вечно голодных тварях, — подумал он, сидя лицом прямо к корме, прислонившись к переборке спиной. — Сентиментальность, да и только». Он поерзал на месте, уставился на мыски своих туфель, облезших и утративших цвет в объятиях ливерпульских туманов.
— Что же в этом плохого? — вдруг спросил чей-то голос.
Женщина, долгое время читавшая в углу, прошла прямо к нему, держа книгу в руке обложкой вверх. Оказалось, это том из собрания сочинений Вольтера.
— Я голодна, — призналась она до того будничным тоном, что Карфакс впоследствии не раз задавал себе вопрос, говорила ли она что-то до этого — и не отвечала ли на реплику, которую он, сам того не желая, озвучил. — Скажите, сможете ли удержать мой образ у себя в памяти до тех пор, покуда я не навещу вас снова — на этом же самом месте? — Она сняла плотное шерстяное пальто и перебросила через руку — под ним на ней оказались пиджак, брюки и простая белая блуза. Голова у нее была непокрыта, а пальцы, державшие книгу, показались Карфаксу слишком уж длинными и бледными.
— Я не забуду вас, — сказал он, не совсем уверенный, нужно ли в такой ситуации встать со своего насиженного места. Более того — не слишком ли повелительный у этой его новой знакомой тон?
9
Кларет — общее название для некоторых красных вин бордо, а также, в более широком понимании, сухих красных вин бордосского типа, производимых за пределами Франции.