— Какой сейчас месяц? — спросила девушка внезапно.
— Октябрь. В этом году он выдался холоднее обычного… — нашелся Фенвилл.
— Присаживайтесь, не стесняйтесь.
— Спасибо. — Фенвилл опустился в кресло с четырьмя позолоченными ножками, обитое узорчатым бархатом. Полуотвернувшись от девушки, он осторожно протянул руки к огню.
— Почему вы на меня совсем не смотрите?
Фенвилл почувствовал, как заливаются краской лицо и шея. Ощущение было столь же болезненным, сколь и новым.
— Странно это — нанести визит и даже не удостоить меня взгляда.
Фенвилл сполз на самый край кресла — и повернулся к ней. Теперь он заметил, что в эркере уровень пола приподнимался над остальной частью комнаты, так что его взгляд был направлен снизу вверх. Девушка сосредоточенно вывязывала узор.
— Не стесняйтесь говорить, пока я вяжу, я вас слушаю. Или вы до сих пор еще не согрелись? — Ее руки порхали с той же грацией, какую она проявляла и в ресторане, но теперь движения смотрелись более осмысленными, целеустремленными.
— Спасибо. Мне тепло.
— Хотите чаю? Раз вы нанесли мне официальный визит, я должна принять вас самым подобающим образом. Видите колокольчик? Позвоните, и рано или поздно Гюнтер придет.
— Едва ли это гуманно — вынуждать его снова подниматься к нам. Думаю, он даже еще не спустился вниз — с его-то прытью…
Девушка снова взглянула на Фенвилла и улыбнулась. На него резко накатило чувство, будто они остались с ней одни в целом мире.
— Вы мой гость, — произнесла она, — так что не стесняйте себя ничем. Колокольчик — сразу позади вас.
Гюнтеру нечем было помочь. Фенвилл обернулся, озираясь вокруг.
— Приглядитесь получше.
Фенвилл заметил широкую полосу толстого желтого шелка, свисающую с потолка к полу в углу за камином. Конструкция антикварная, иначе и не скажешь. Он с величайшей осторожностью, боясь приложить слишком много сил и оборвать шнур, потянул за нее.
— Сильнее. Не бойтесь.
Вздохнув, Фенвилл дернул со всей силы. Звука не последовало.
— Что-то я ничего не слышу, — оправдался он.
— Гюнтер все услышал, будьте покойны.
— Надеюсь, я не повредил эту штуку.
— Как, скажите на милость, вы бы ее повредили? Это же не современная электрическая игрушка, умирающая от одного касания. Я уверена, вы со мной согласитесь.
— Да, вообще-то, я действительно согласен. — У Фенвилла было много проблем с электрическими звонками — отчасти потому, что он ни капли не разбирался в электронике.
— Этот колокол ни разу не ремонтировали с тех пор, как построили дом.
— Как давно это было?
— Ровно сто лет назад. Я живу здесь, ибо не могу позволить себе иного.
— Понимаю. — Он не знал, что еще сказать. Глаза девушки были прикованы к вязанию, а Фенвилл пристально смотрел на нее.
— Вы знаете, что ни у кого в наше время больше нет денег? — Неуклюжее высказывание ее голос превратил в сущую музыку. Более того, она, казалось, ждала ответа.
— Мои предки разорились, а сам я еще ничего не скопил, — сказал Фенвилл, набравшись смелости. — А может, и не было у них никогда ничего.
— На Аркадия-Гарденс раньше работало много дворецких, а сейчас остался один лишь Гюнтер. Можно сказать, я его спасла.
Фенвилл вспомнил про старика и забеспокоился. Что-то он так и не появился. Но ему не хотелось терять нить разговора, размениваясь на сторонние тревоги.
— Когда я постучался, Гюнтер подумал, что я собираю деньги на благотворительность, и предложил мне пять фунтов. — Он хотел было заметить, что одно только это говорит о состоятельности хозяйки дома, но осекся и зарделся.
— Ну само собой, мне кое-что оставил отец, — бесстрастно сказала девушка, затем вдруг повысила голос: — Гюнтер, заходи! — Фенвилл был до того сосредоточен на ней, что все же пропустил осторожный стук в дверь. — Приготовь нам с гостем чаю, да поскорей. — Старый дворецкий что-то пробормотал. — Будь добр, поторопись.
Гюнтер удалился. Девушка не удостоила его даже взгляда.
— Мне кажется, ему бы не помешал врач, — заметил Фенвилл. — Этот кашель…
— Извините за то, что он такой копуша. Мне очень жаль.
Не эта черта Гюнтера беспокоила Фенвилла. Но хозяйка дома снова заговорила:
— А скажите-ка, часто ли вы ходите в ресторан с одной женщиной и бросаете ее, чтобы потом увиться за другой?
— Извините, я просто не устоял.