— По-моему, вышел прекрасный узор.
Сосредоточив большую часть своего внимания на совершенно другом предмете, он скосил глаза на вязание — и испугался даже больше, чем прежде. Глаз не распознал никакого узора — одну лишь безумную мешанину, ворох свободных концов и стежков невпопад.
— Ну красиво же? — спросила Дорабелла голосом школьницы, ищущей одобрения. Он был выше ее, и ей пришлось чуть задрать голову, чтобы видеть его глаза. — Да… вижу, вы так не думаете, — произнесла она наконец. А Фенвилл так и не промолвил ни слова.
Она вежливо проводила его. Гюнтера нигде не было видно.
Снаружи сгущались сумерки.
Уже почти открыв входную дверь, она вдруг помедлила и повернулась к нему.
— А знаете, вам определенно нужно прийти сюда еще не раз, — сказала она. — Все-таки это приятно — когда в тебя влюбляются с первого взгляда. — Она подалась вперед и быстро поцеловала Фенвилла прямо в губы; это было, пожалуй, самое неожиданное событие сего вечера — и, разумеется, самое катастрофическое.
Он не помнил, как оказался снаружи.
Сон и аппетит оставили его. Способность концентрироваться на том, что видят глаза и слышат уши — тоже.
— Добрый день, Гюнтер, — сказал он на следующий день, придя на полчаса раньше, чем в предыдущий визит.
Гюнтер не удостоил его ответа.
— Вы выглядите лучше. — Самое странное, что это была правда: Гюнтер двигался куда живее и даже дышал без хрипов. Более того, его руки перестали трястись. Одно только его отношение и казалось неизменным.
— Вы уже знаете, как пройти наверх, — сказал он, удостоив Фенвилла странного косого взгляда, и удалился в серокаменную кухню, похоже, служившую ему пристанищем. Сундук с деньгами, как заметил Фенвилл, из коридора куда-то убрали.
Он поднялся по мрачной лестнице и постучал в дверь комнаты в стиле кватроченто.
Дорабелла сидела в большом кресле у камина. Трости поблизости не наблюдалось.
— А вот и вы, Малкольм, — поприветствовала она его. На ней было то же платье; правда, теперь она была буквально окружена коконом из мягкого, черного, прозрачного материала, по которому она водила иглой.
Еще вчера Фенвилл был полон до краев безумной храбрости. Сегодня он чувствовал себя изнуренным и смущенным.
— Гюнтер не проводил вас?
— Он сказал, что я уже знаю дорогу. Справедливо.
— Причина, по которой дворецкий обслуживает господ, — вовсе не в том, что господа не могут обслужить себя сами. Нет, все-таки Гюнтеру пора на покой!
Фенвилл уселся напротив нее. Даже менее чем за двадцать четыре часа бессонницы он забыл великолепные подробности ее красоты. Их повторное открытие временно утолило напряженные нервы.
— Неужели, по-вашему, старик так плох?
— Да, он лентяй. — Дорабелла издала надтреснутый смешок, вновь напомнив о, похоже, единственном своем недостатке. — Раз я обручена, у моего будущего супруга должен быть преданный, трудолюбивый слуга.
Феннвиллу очень хотелось заплакать. Борьба с желанием разрыдаться парализовала его язык и гортань.
— Как видите, я решила пренебречь вашим советом, — добавила Дорабелла. Какое-то время она продолжала шить молча. Черная марля поднималась с ее колен за левое плечо и сбегала через спинку высокого стула, словно дымный призрак.
— Значит, вашего поздравления я не дождусь? — спросила она наконец.
— Думаю, я недостаточно хорошо вас знаю, — с горечью сказал Фенвилл.
— Но мы ведь старые друзья?
Он смолчал.
— Только старый друг мог дать такой плохой совет. — При такой-то легкомысленности ее тона и впрямь легко было поверить, будто они знакомы целую вечность.
— Я видел его однажды, — резко сказал Фенвилл. — Этого вашего избранника. Надеюсь, вы удивлены. Мне не понравилась его наружность. — Конечно, он вел себя как дурак. Само собой, Дорабелла не выглядела удивленной или даже задетой.
— А мне он нравится больше всех на свете.
— Он плохой человек, поверьте, — бросил Фенвилл, дивясь своей бездумной грубости.
— А вы — хороший? — Она озадаченно посмотрела на него, как будто эта идея пришла ей в голову впервые.
— Уж точно лучше, чем он.
Она отвела взгляд и засмеялась своим резковатым смехом.
— Вы, должно быть, слышали, что любовь не приходит по заслугам.
Фенвилл, разумеется, слышал. И не очень-то верил в истинность этих слов.
— А вот дружба, — добавила она, — да, дружбу вполне можно заслужить.
— О дружбе между нами не может быть и речи. — Потеряв первый корабль, Фенвилл решил не щадить весь свой флот.