— Ох, какой же вы, в сущности, еще мальчишка, Малкольм.
Как раз-таки она была явно младше его, но он покраснел, будто признавая за ней долю превосходства. Собственно, он уже не первый раз краснел в ее присутствии. Отвлекшись от своего шитья, Дорабелла подошла к нему и села у его ног.
— Малкольм, двери моего дома будут всегда открыты для вас, — произнесла она, беря его за руку.
— Зачем мне приходить, если вы выйдете за кого-то другого?
— Если вы меня действительно любите — а я знаю, это так, — вы не захотите отречься от меня из-за этого. Вы бы отреклись лишь в том случае, если бы любили больше себя, чем меня. — Это неожиданно острое замечание смутило Фенвиля и, хотя он и не был привычен к серьезным сердечным делам, могло посеять подлинное сомнение.
— Я люблю тебя, Дорабелла. — Слова застряли в горле, лишили возможности дышать, как ядовитый газ.
— Если больше не навестишь меня — я тебя возненавижу, — произнесла она в ответ, все еще держа его за руку, неулыбчивая и загадочная. Он мог различить ее белую грудь под свободным парчовым платьем. Ничто в целом мире сейчас не могло помешать ему привлечь ее к себе и покрыть поцелуями лицо и шею.
Она не ответила, но и не сопротивлялась. Приступ страсти Фенвилла в конце концов утих. Но когда он заключил ее в объятия, все ее тело тотчас же пробила дрожь. Жизненная сила, как казалось Фенвиллу, мощнейшим током проходит через нее — и этот контраст с ее прежней пассивностью сводил его с ума. Он погрузил губы в ее мягкие волосы, бормоча бессвязные нежности, потерянный для всего мира — и для всякого понимания того, что она думала или чувствовала в этот момент.
Но вот их молниеносный контакт прервался. Он увидел, как она встала, заложив руки за спину, у камина — волосы растрепаны, губы приоткрыты, глаза подобны огню.
Тут Фенвилл услышал скрип отворяемой двери.
Сначала он был слишком испуган, чтобы обернуться. Но в одно мгновение Дорабелла расслабилась и обрела свой обычный властный статус. Это был всего лишь Гюнтер, и то, что он сказал — угрюмо, как и всегда, — прозвучало как гром среди ясного неба:
— Мне нужна помощь с моими вещами.
Реакция Дорабеллы шокировала Фенвилла. Рука девушки взметнулась к широкой каминной полке и ухватила знакомую трость с набалдашником — все это время лежавшую там, вне поля зрения. Ее лицо исказила пугающая, прежде невиданная яростная гримаса. Не особо раздумывая над тем, что делает, Фенвилл выступил вперед и перехватил ее руку — чувствуя, как напряжены ее мышцы и переживая странный момент сплочения.
— Я спущусь и помогу, — бросил он через плечо Гюнтеру, почти уверенный, что гнев хозяйки сейчас перекинется и на него. Она отстранилась, не сказав ни слова, но испепеляя его одним лишь взглядом.
Не оглядываясь, Фенвилл последовал за Гюнтером в холл. Только сейчас он заметил, что старый дворецкий как-то необычно принарядился и помолодел. Что-то в этой перемене, случившейся с ним, было… необоснованное, как минимум.
Багаж Гюнтера состоял из потрепанного чемодана и трех больших коробок. Таксист безутешно воззрился на эту груду. Его нахождение здесь тоже удивляло — Фенвилл не ждал, что дворецкий отбудет таким путем. Хотя, если подумать, других и не было. Он ухватился за одну из коробок.
— Осторожно, — бросил таксист, сдвинув матерчатую кепку на затылок. Фенвилл с легким недоумением глянул на него, и мужчина пояснил: — Вдруг хрупкое.
— Что в ней? — поинтересовался Фенвилл у дворецкого.
— Документы, — ответил Гюнтер с некоторым вызовом.
— Тогда я справлюсь. — Фенвилл вздохнул и кивнул таксисту. На пару они уложили все три коробки, пока сварливый старик стоял и наблюдал. Поверх коробок втиснули чемодан, оказавшийся, вопреки внушительному виду, не таким уж и тяжелым — таксист играючи поднял его одной рукой. Затем Гюнтер, не проронив ни слова благодарности, но, по мнению Фенвилла, почти ужасно проворный и даже будто бы больше не хромающий, запрыгнул в салон автомобиля — и такси медленно тронулось с места. На прощание водитель бросил на Фенвилла выжидающий взгляд — будто в расчете на предоплату.
Полный отвлеченных надежд и страхов, Фенвилл поднялся наверх, готовый к всякому — но не к тому, что обнаружилось. Комната в стиле кватроченто была пуста. Такого-то он точно не ожидал. Он замер ненадолго, не в силах пошевелиться, растерянный и испуганный, — после чего, ступая спиной вперед, сдал к двери и выглянул в коридор.
— Дорабелла?.. — Он хотел окрикнуть ее, но голос оказался до смешного слаб. Тусклый осенний свет из комнаты падал в коридор, и Фенвилл заметил, что дом сохранился хуже, чем показалось в первый визит: на одной из резных деревянных стоек, поддерживающих перила, пророс ужасный оранжевый грибок, а на полу за лестницей без ковра растеклась какая-то застойная лужа. В комнате громко гудел и потрескивал огонь в большом камине, создавая уют, — но здесь, в холодной проходной, неприкаянно летали комья пыли, и на полу Фенвилл мог различить следы — собственные и более крупные, принадлежавшие, видимо, отбывшему дворецкому.