Клеймонтский особняк, величественный представитель архитектуры эпохи позднего колониализма, был построен в 1820 г. Бушродом Корбином Вашингтоном, внучатым племянником Джорджа Вашингтона. На первом этаже слева расположены кухня и обеденный зал, посередине «библиотека» (без книг) и гостиная, справа — просторный бальный зал с деревянным полом и высокими окнами. По обоим сторонам центрального зала у входа стоят большие винтовые лестницы. На втором и третьем этажах устроены многочисленные спальни, а в подвале находится серия затхлых комнат (в том числе что-то вроде студии звукозаписи), телефонная будка и старый холодный погреб с зловеще скрипящей ржавой металлической дверью. На окраску, плотницкие работы, отделку, водопровод, отопление, полы и окна могло бы уйти несколько тысяч долларов — и действительно, одним из текущих проектов АОНО является полная реставрация дома — но вообще-то место вполне функционально и уровень физического комфорта показался мне получше того, который я ожидал, прочитав проспекты.
Я устроился в комнате на втором этаже рядом с правой лестницей (ванна была общей с соседней комнатой), а потом спустился в холл, где в ожидании обеда слонялись гитаристы. Я направился к старому пианино в гостиной, праздно размышляя о том, какие тут у нас скоро будут прекрасные джем-сейшны. У меня начали рождаться идеи о спонтанной импровизации — я хотел произвести впечатление своими музыкальными способностями и знаниями — но не успели мои пальцы коснуться клавиш, как кто-то подошёл и сказал: «Знаешь, Роберт не хочет, чтобы на этом пианино играли во время курса.» Я слегка упал духом, но это было разумно. Правда, было непонятно, почему инструмент просто не закрыли или не повесили на него какой-нибудь предупреждающий знак.
Я стоял и болтал с другими гитаристами, но т. к. болтовня — не моё сильное место, то я чувствовал себя неловко и нервничал, напряжённо ожидая какого-нибудь события — хотя бы начала курса.
В 7.30 нам объявили, что обед готов, и все поспешили в обеденный зал. Это была большая комната с множеством окон — но сразу за окнами росли кусты и деревья, и кроме того, комната даже днём находилась на тёмной стороне. Этот эффект усугублялся тёмно-коричневыми деревянными стенными панелями. Вдоль стен стояли ряды крепких деревянных столов со скамейками по обе стороны; перпендикулярно к этим рядам в одном конце комнаты стоял стол, за которым принимали пищу преподаватели. Он был расположен по-судейски, с окном за спиной, чтобы все ученики в комнате были на виду. И прямо посередине этой сходящейся перспективы в свете свечей сидел мечтательно улыбающийся Роберт Фрипп — он не обращал особого внимания на учеников, но время от времени обменивался взглядами и улыбками с подчинёнными справа и слева от себя.
На всём протяжении семинара еда (исключительно вегетарианская) была очень вкусной, разнообразной и обильной. Она искусно и богато готовилась и подавалась несколькими уклончивыми женщинами лет около 30-ти (я думаю, постоянными членами клеймонтской общины), которые носились, как духи, в гуще всей этой практически полностью мужской деятельности. Кроме того, там была некая Вирджиния, которую нам представили как «мать дома». Среди 26-ти учеников 12-го семинара Гитар-Крафта было только две женщины; их присутствие было поистине подарком судьбы, т. к., по-моему, благодаря им нашим собраниям не сопутствовала атмосфера мужской раздевалки или курилки.
Мы кончили есть и продолжали свою нервную беседу. В конце обеда Роберт постучал вилкой по стакану и в зале воцарилась тишина. Он поздравил нас с прибытием в Клеймонт и объявил, что в 8.45 в библиотеке состоится собрание, на котором будет открыт наш курс — Гитар-Крафт XII, двенадцатый семинар с момента учреждения Гитар-Крафта год назад. Он в общих чертах изложил три условия для его участников. Во-первых, весь срок семинара все должны были находиться на территории Клеймонта. Во-вторых, запрещалось хранение или употребление наркотиков. В-третьих (сказал он с широкой улыбкой), «если кто-то из вас увлекается такой мерзкой, отталкивающей, отвратительной привычкой, как курение, то предаваться ей вы можете только за пределами здания или в холодном погребе внизу, который мы ласково называем… Темницей.» Он объяснил, что согласие с этими требованиями необходимо для участия в курсе, и если кому-то кажется, что он не может их придерживаться, то он может удалиться сейчас же, без всякого позора.