Там был ещё Дик Бэннистер, «фейерверк» с эспаньолкой — эксцентричный, гибкий, энергичный, потрясающий импровизатор (как я выяснил впоследствии); бородатый психолог Стив Паттерсон — в свои 40 самый старый ученик на курсе, вдумчивый и добрый; Фил в спортивном костюме, видевший странные сны (о чём в своём месте); длинный долговязый металлист Род, по большей части замкнутый — он был один из немногих Крафтистов, прибегавших к услугам Темницы; одноногий Том, игравший на соло-гитаре в какой-то экспериментальной танцевальной рок-группе в Техасе; Рэй Джанг из Шенектеди, Нью-Йорк — азиат по внешности, глубоко увлечённый творчеством и музыкой; кроткий, похожий на медведя Боб Гербер, который, хотя и состоял в должности преподавателя «Систематики музыки» (см. ниже), был начинающим гитаристом и учеником на гитарных уроках.
Эти люди, я и девять других учеников составляли ученическую часть Гитар-Крафта XII — и я не сомневаюсь, что если бы кто-нибудь спросил всех нас, что же происходило в эту неделю в Клеймонте, он получил бы 26 разных ответов.
Когда в тот вторник на собрании в библиотеке пришла моя очередь представляться, я не знал, что сказать. Я терпеть не могу подобные дела (хотя и признаю их ценность) — подытожить свою жизнь и личность максимум в двух предложениях. Я сказал что-то неопределённое о том, что я клавишник, а также гитарист, и что я с давних времён люблю King Crimson. Фрипп только ухудшил моё положение, сказав после моего неудавшегося монолога: «Мне кажется, будет вполне законно сказать, что Эрик — музыковед, прибывший сюда с намерением написать диссертацию о моей музыке.» Он сказал это (по крайней мере, мне так показалось) со злобным, садистским (однако имевшим вид невинности) сарказмом, в котором он должен считаться специалистом мирового класса.
Причина, почему мне показалось, что это ухудшает мои дела, состояла в том, что я хотел влиться в коллектив и вести себя скромно — лучшая позиция, если хочешь наблюдать и (как всё сильнее выяснялось) учиться. А Фрипп разоблачил меня, и имел на это право — я ошибался, без особых раздумий воображая, будто могу пробраться туда хитростью и подвергнуть Гитар-Крафт анализу. Разоблачение поставило меня в неудобное положение, потому что меньше всего на свете я хотел, чтобы ко мне приклеился ярлык «музыковед». Как выяснилось, те Крафтисты, с которыми я разговаривал, не имели особых предубеждений относительно музыковедения: они знали об этой дисциплине слишком мало, чтобы прочувствовать её неприятные черты: узкий культурный кругозор, горы бессмысленной статистической учёности, упорные занятия разнообразной посредственностью, дефективную «объективность», оторванность от реального мира реальной музыки — а я, как скромный аспирант, несколько лет был в самой гуще всего этого. И наоборот — те Крафтисты, которые вообще заметили, как Роберт меня представил, оказывали мне уважение и почтение, которых я не заслуживал и не желал. Я обнаружил, что время от времени, против своего желания, приобретаю образ защитника классической музыки, сталкиваясь с вовсю раздуваемым Фриппом предубеждением рокера, смотрящего на оркестрового музыканта как на простого автомата, неспособного на самовыражение.