Разумеется, моё мнение было предвзятым. Но будучи гитаристом двадцать лет, я начинал доверять собственному суждению. И именно это и должно было быть одной из целей Гитар-Крафта. Как говорил Гурджиев, «Не принимай на веру ничего, что не можешь самостоятельно проверить.» Более того, мой исполнительский стиль был в большой степени основан на намеренной игре на разных участках струн, с разными углами медиатора — вплоть до «скобления» струны боковой стороной медиатора, так что каждый тон предварялся маленьким перкуссивным «чирканьем», и «щёлканья» пальцами по струнам на грифе. Исполнительский метод Гитар-Крафта требовал от меня бросить всё это и начать издавать идеализированный тон — тон, в котором (насколько я мог его воспроизвести), признаюсь, была некая великолепная классическая завершённость. Так что, хотя у меня были серьёзные сомнения, я упорно продолжал исполнять упражнения по мере всех своих сил.
После ленча Фрипп собрал всех в библиотеке и объявил «рискованную часть» курса. Он сказал, что договорился о публичном выступлении Гитар-Крафта в следующий вечер, в одном питейном заведении в Чарлз-Тауне. Нам следовало разбиться на маленькие группы по 4–5 человек; каждая группа должна была сочинить 10-15-минутную программу. Мы должны были отрепетировать материал и отработать его представление. На это у нас было 28 часов — на самом деле гораздо меньше, учитывая занятия по расписанию, собрания, александрийские занятия, приёмы пищи и необходимость хоть на пару часов сомкнуть глаза. Фрипп нарисовал мрачную картину, стараясь напугать нас до полусмерти. «Для стимуляции внимания нет ничего лучше, чем публичное осмеяние», — произнёс он. Он практически ничего не рассказал о том, что это за место, предупредив нас только об опасностях исполнения музыки для мало что понимающих «топотал», находящихся под воздействием алкоголя. Один смелый Крафтист рискнул спросить, как называется это место. В ответе Фриппа было мало успокоительного. Угрожающе приподняв одну бровь и скривив лицо в лучшей манере Винсента Прайса, он медленно процедил: «Железная Рельса.»
Фрипп серьёзно продолжал: «Должен преупредить вас — вам, может быть, будет мешать какой-нибудь шумный пьяница… сидящий рядом с вами …возможно, это буду я.» Тяжёлая перспектива, во всей своей сомнительной красе, мало-помалу проникала в наше сбитое с толку сознание, и Фрипп уже не мог сдерживать самодовольного безумного веселья. Он радостно фыркнул, так что на глазах чуть не выступили слёзы. «Это большое испытание», — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. «Чудесное испытание.» Мы сидели, лишившись дара речи.
После собрания мы в ужасе побежали формировать группы. Чтобы как следует понять природу нашего страха и отвращения, вспомните, что мы только прошлым утром впервые настроили наши гитары по новой системе, и, следовательно, с трудом могли вспомнить или разобраться, как делаются самые простые вещи — где ноты, где среднее «до», как сыграть простую мажорную гамму, и т. д. Это было похоже на то, как если бы саксофонист проснулся однажды утром и обнаружил, что на его инструменте кто-то поменял местами все отверстия и клапаны — ноты уже не там, где были раньше, они не имеют смысла. Это было похоже на то, как если бы вас однажды познакомили с неизвестным языком с собственным алфавитом, и сказали, что на следующий день вам нужно будет по памяти прочитать на публике оригинальную поэтическую диссертацию по грамматике нового языка, притом на этом самом языке.
Наверное, я, с моими теоретическими склонностями, с моим стремлением знать, прежде чем сделать, был устрашён сильнее, чем большинство остальных Крафтистов. Но это испытание переключило нашу и без того лихорадочную деятельность «на новую передачу».
В мою группу входили Большой Джим, Фил в спортивном костюме, калифорнийка Карен, я, и новичок Тим Бауман. Днём мы кое-что предварительно обсудили, но, насколько я помню, наша первая большая репетиция состоялась только после официальной деятельности этого дня — она началась в 8 вечера и продолжалась почти до полуночи. Я вскоре опишу её.
Примерно в 5 часов у меня был индивидуальный урок с Фриппом. Он проводил эти уроки в своих апартаментах, которые были лишь немного просторнее комнат Крафтистов — с виду это была одна комната, служившая кабинетом, студией и спальней. Мне вспоминается высокий потолок и бамбуковые маты на полу или на стенах. Комнату заливал свет из окон. На стенах висела пара гравюр или акварелей в рамках, а на письменном столе стоял маленький портативный компьютер. Уроки он проводил, сидя на стуле, стоявшем прямо перед стулом ученика.