Однако то, что он говорил о развитии техники, было по большей части разумно. Я имел многолетний опыт по части «вдохновенной» импровизации, но не имел ни малейшего понятия, из чего она состоит — не говоря уже о том, как научить кого-нибудь импровизации. Теперь у меня начали повляться кое-какие представления об этом, и всё сводилось к акценту на физических аспектах исполнения — релаксация, осанка, постановка рук и пр. — а также таких психических аспектах, как сосредоточение, внимание и осознание. С этой точки зрения идеи музыкальной теории — а именно исходя из них, я собирался учить импровизации — были совершенно вторичны.
Генеральная репетиция нашей группы (мы назвали её My Five Sons) состоялась примерно в 5.30. Она прошла хорошо, но мне показалось, что в музыке уже не было того искрящегося присутствия, которое было раньше, с Фрэнком Шелдоном. Источник, несомненно, был здесь, но подключиться к нему оказалось делом нелёгким. Во время репетиции Фил рассказал нам о своём чудном сне: все мы, Крафтисты, были группой некомпетентных карликов-сантехников, бегающих туда-сюда в попытках починить лопнувшую трубу, которая заливала водой весь дом. Во сне это зрелище его сильно насмешило. Однако рассказ об этом сне произвёл на меня странное действие. Сон выглядел сверхъестественным проявлением состояния нашей коллективной души.
За обедом Фрипп позвенел своим стаканом и, ухмыляясь, сказал: «Хотя сейчас я — преподаватель Гитар-Крафта, я много лет — как вам, может быть, известно — был профессиональным музыкантом и работал во многих группах (в частности, одна из них называлась King Crimson). Если у кого-нибудь есть какие-нибудь глупые, неуместные, бессмысленные, идиотские вопросы, на которые вам хочется получить ответ, вы можете задать их сейчас.» После такого вступления может показаться чудом, что кто-то вообще что-то сказал, но — показаться идиотом (а к этому моменту мы уже себя считали за таковых), задав Роберту вопрос о его рок-звёздной жизни, казалось весьма небольшой неприятностью в преддверии гораздо большего унижения. Смельчаки, задавшие первые несколько вопросов, столкнулись с издевательством, которое, в конце концов, было вполне уместно. Я не помню, какие точно были вопросы, но это не так уж важно. Разговор шёл примерно так:
«Не будет ли каких-нибудь комментариев по поводу реформации King Crimson в 80-е»?
«Нет. Следующий вопрос.» (Смех с главного стола.)
«Вам не трудно рассказать о том, как вы сочиняли “Larks’ Tongues In Aspic”?»
«Мне трудно.» (Хихиканье всего собрания.)
Постепенно всем стало ясно, что даже это было мини-испытанием: каждый вопрос нужно было сформулировать точно и правильно, чтобы это был действительно вопрос. На это у Фриппа был афоризм: «Качество вопроса определяет качество ответа.» Я никак не мог примирить это с приводимой им цитатой из Гурджиева: «Говорите небрежно — необходимо лишь обозначить смысл.» Впоследствии Фрипп сказал мне, что оба афоризма говорят об одном и том же. Но сегодня требовались точные, академические, педантичные формы речи.
В конце концов всё наладилось, но несмотря на зачастую захватывающие подробности, сообщённые Робертом о своей карьере, общее впечатление было таково, что всё это и в самом деле было неуместно, бессмысленно и глупо — все эти разговоры принадлежали к другому классу, к другому миру (относительно того, чем мы в настоящее время занимались. Но для рок-фана в в каждом из нас это было маленьким забавным развлечением.
Оставаясь упрямым музыковедом-идиотом, я сам задал очень-точно-сформулированный вопрос: «Какую музыку вам самому нравится слушать, и какая музыка оказала на вас сильное влияние в прошлом?» Фрипп любезно ответил, что слушал много разной музыки, причём живую музыку он определённо предпочитает записям. Что касается записанных артефактов, среди его любимых пластинок были записи Элвиса Пресли на студии Sun («великолепный материал»), струнные квартеты Бартока («в своё время они имели очень большое значение в моей жизни»), The Beatles («правда, их я уже практически не слушаю»), полифоническая музыка английского композитора эпохи Возрождения Орландо Гиббонса, балийская гамелан-музыка и болгарская женская музыка («поразительная вещь»).
Кажется, за этим обедом — а может быть, днём раньше — Фрипп прочёл краткое увещательное наставление по поводу того, что Гитар-Крафт XII до сих пор не выработал «группового сознания». Кажется, сразу же после этого Дик-фейерверк позвенел своим стаканом, поднялся и произнёс страстную взволнованную речь. Он говорил с американизированным британским акцентом, и время от времени его голос срывался от избытка чувств.