В этой лекции Фрипп каким-то странным образом раскрылся — или раскрыл что-то важное. И если вам кажется, что с моей стороны будет весьма слабой отговоркой сказать, что в тот вечер в библиотеке присутствовало некое знание и осознание, которое невозможно передать на печатной странице, пусть будет так. Тем не менее я знаю, что и некоторые другие почувствовали, ощутили, различили это — это странное качество. Потому что когда Фрипп закончил и ушёл из комнаты (большинство Крафтистов ушли за ним), на полу остались сидеть Тони Гебалле, Рэй Джанг, металлист Род и я — фактически ошеломлённые до немоты. Мы просто просидели несколько минут в тишине. Было нечего сказать.
В конце концов, когда наслаждение этим особым качеством постепенно сошло на нет, я встал, сбежал в подвал и заглянул в «комнату отдыха» — призрачная служительница расставляла там цивилизованное пиво — решил, что обойдусь, взбежал наверх, схватил гитару, забежал в пустой тёмный обеденный зал и запустил скоростную импровизацию. Потом я начал разучивать упражнения в пяти и семи — звук эхом отдавался от голых деревянных стен и пола. Вскоре туда зашёл Дик-фейерверк с гитарой, и мы начали играть каждый свою часть этого упражнения. Один за другим зашли ещё пять или шесть человек и мы продолжали — то попадая в точку, то теряя счёт, пробовали снова, менялись партиями. Эта грохочущая пьеса была самым громким упражнением, и очень скоро обеденный зал загудел радостным шумом. После Пингвин Джо сказал мне, что слышно было во всём доме, и когда локомотив набирал скорость, Джо случайно проходил мимо двери Фриппа на втором этаже. Дверь чуть приоткрылась и в щёлке показался один глаз — мне почему-то вспомнился хищный глаз жертвы из «Сердца-предателя» По.
Тем вечером я лёг поздно. В Клеймонте сон вообще приходил с трудом — было трудно сбросить обороты.
Суббота
Утром мне удалось попасть в клеймонтский книжный магазин, когда он был открыт, и я подивился на полки, заставленные всевозможной религиозной, практической, мистической, психологической и философской литературой всевозможных западных и восточных авторов. Там были записи музыки Гурджиева, записи лекций Беннетта, Библии, Бхагавад-Гиты, сочинения кого угодно от Майстера Экхарта до Шри Ауробиндо. Из этого просветительского рога изобилия я выбрал три кассеты Беннетта, озаглавленные «Секс I», «Секс II» и «Секс III» — или, как я сказал кассиру, пытаясь скрыть лёгкое смущение, «Секс, секс и ещё секс».
Днём Фрипп привёл перкуссиониста (его имя я забыл), чтобы он научил нас принципу счёта «четыре против пяти» — одной рукой четыре ровных удара, другой — пять. Фундаментальный принцип деления по общему знаменателю применим и ко многим другим размерам — таким, как довольно-таки обыденные «два на три» и «три на четыре» и более экзотические «четыре на семь» и «три на пять». К концу занятия у нас начало складываться понятие о том, как справляться с подобными упражнениями на разделение внимания. На следующий день, к концу авиаперелёта домой на Западное побережье я сумел воспроизвести «пять на четыре» и «четыре на семь», просто отбивая все доли обоими руками в математически правильные моменты; что же касается истинного одновременного ощущения обоих метрических циклов — то есть подлинного разделения внимания — то сегодня, четыре года спустя, я всё ещё работаю над этим. Об упражнениях по разделению внимания, основанных на том или ином музыкальном счёте, Фрипп говорил: «Некоторым это упражнение изменило жизнь.»
Немного позже в ту субботу Фрипп созвал всех Крафтистов и дал нам для разучивания четыре пьесы, составленные из многих упражнений — “Guitar Craft Theme I”, “Guitar Craft Theme II”, “Thrang Thrang Perboral Gozinbulx” и “Thrash”. Для этого перед обедом мы разбились на группы. После обеда должен был состояться финальный концерт — все Крафтисты в сборе сыграют вместе с Фриппом, в своё назидание и удовольствие.
Я, Дик-фейерверк, Пингвин Джо, Карен из Калифорнии и ещё один гитарист бренчали у меня в комнате, когда в дверь влетел Фил-в-спортивном-костюме и обнародовал потрясающую новость — на втором этаже забился туалет, вода была везде и вовсю текла с потолка бального зала. Я сбежал в кухню, чтобы собрать швабры и вёдра, а потом помчался в бальный зал, где мы сделали всё, что возможно, чтобы навести порядок. Эта неприятность — скорее всего, просто случайное происшествие из-за древних труб — имела для меня вес трагедии и оказала необычайное воздействие на мой и без того переутомлённый дух.
Потому что ближе к концу последовавшего обеда я, неспособный успокоить свои бушующие чувства, уставившись взглядом в находившееся передо мной пространство, переполненный ощущением какой-то пророческой глубины, позвенел своим стаканом и дрожа, встал, чтобы сказать речь. «Роберт говорил», — сказал я, — «о том, что за время этого семинара нам не удалось выработать группового разума, и я хотел кое-что добавить к этому. Когда я репетировал со своей группой программу для выступления в «Железной Рельсе», и в других группах, в которых мне приходилось здесь участвовать, мне было ясно одно — что мы совершенно не умеем эффективно работать вместе, организовываться и оставаться организованными, формулировать задачу и работать по плану, слушать друг друга и общаться друг с другом — демократично и эффективно. Никто никого не слушает, время проходит зря, ничего не получается.