Мы присоединились к «Теме», и по часовой стрелке прошли по кругу, в соответствии с согласованным форматом, в котором у каждой группы из четырёх или пяти гитаристов был свой «сольный» фрагмент. После этого, когда фундаментальная структура «Темы» ещё звучала, Фрипп наклонился в сторону Гербера, приглашая его сыграть соло. После выступления Гербера, Роберт повернулся ко мне с чрезвычайно значительным выжидающим выражением. Это было так неожиданно и тревожно, что я непроизвольно отвернулся. Мельком взглянув на него и увидев то же самое выражение мягкой настойчивости, я собрался, бросил остинато и вырвал из души несколько болезненных звуков. Будучи всё ещё новичком в новой настройке, я не совсем попадал в ноты, но могу ручаться — в том, что я играл, было моё сердце.
Фрипп по часовой стрелке переводил взгляд с одного ученика на другого, и каждый откликался несколькими музыкальными фразами в своём собственном стиле под мягкий аккомпанемент «Темы». Пройдя немного больше половины круга, он завершил пьесу. (Один Крафтист — кажется, Арни — позже рассказывал нам, как он планировал и обдумывал своё соло, как ему не терпелось его сыграть, и как он был разочарован, что музыка кончилась, а очередь до него не дошла. Фрипп рассмеялся и сказал: «Вот так и в жизни.»)
Опять тишина — и теперь мне (по предварительной договорённости) нужно было дать отсчёт для первой пьесы-молотилки. Я постарался собраться с разумом, установить приемлемый темп, и начал считать: «1-2-3-4-5-1-2-3-4-5», но мы всё испортили с самого начала — запутанные ритмы и их пересечения не совсем у нас получились; некоторые гитаристы держались вместе, но другие (я в том числе) вскоре совсем запутались и вступали на случайных долях. Через несколько минут движения этого жалкого хромого локомотива Фрипп бросил играть и стал смотреть в пол, показывая, что надо кончать. Мы остановились.
Вторая «молотилка» получилась немного лучше, но мне помнится, что кое-какие наши репетиции этой пьесы в прошедшие день-два — проводимые под наблюдением или вырывающиеся спонтанно — были гораздо грамотнее.
Наверное, так в жизни тоже бывает.
Опять тишина и сосредоточение, и Роберт заиграл “Guitar Craft Theme II” — для этой пьесы у всех нас были заранее заготовленные аппликатуры. Не было заготовлено заранее (по крайней мере, неизвестно нам) то, что что Роберт вставал со стула и медленно и неторопливо играл каждому из нас, начав с меня, маленькое музыкальное благословение на своей блестящей чёрной “Ovation”. Он стоял прямо передо мной и глядя прямо на меня, сыграл одну-две фразы, каким-то непостижимым образом показавшиеся мне его прощальным посланием — итогом музыкальных отношений, сложившихся между нами. Он сделал паузу, повернулся, подошёл к гитаристу слева от меня и проделал то же самое для него — предлагая немного другие мысли, фразы, с другими физическими жестами и выражением лица. И так далее по кругу. Некоторые из его безмолвных слов казались комичными, некоторые — серьёзными, некоторые — беззаботными, некоторые — торжественными.
Эти — как их ни назвать — благословения, советы, комментарии, духовные связи, прощания — терпеливо проделывались для каждого ученика, и заняли порядочно времени. Наконец Фрипп вернулся на место и завершил концерт.
Через некоторое время мы собрались в библиотеке на последнее собрание, из которого мне запомнилось главным образом наше обсуждение концерта, а также целая серия ужасных фрипповских нью-джерсийских шуток, от которых мы все катались по полу со слезами на глазах. После этого семинар Гитар-Крафт XII был объявлен закрытым.
Немного погодя — где-то в 10.30 — я спустился в «комнату отдыха», где Фрипп, удобно устроившись в мягком плетёном кресле, пил пиво, болтал с учениками, и выглядел совершенно обычным нормальным парнем. Я поговорил с несколькими Крафтистами, но напитка душа не принимала — я был ещё слишком на взводе, и хотел допить это ощущение до конца. Тогда я поднялся в бальную залу, столкнулся с Диком и Карен, и мы сыграли “Round And Round” во всём её бледном великолепии, а потом — редкую (а может быть, и единственную в своём роде) версию “Blowin’ In The Wind” Боба Дилана в фрипповской новой стандартной настройке. Карен ушла, пришла горная Энни, и Дик, который был взведён ещё более меня, начал серию безумных, наэлектризованных, взрывоопасных, грандиозно творческих импровизационных фокусов — чтобы держать аккомпанемент, нам с Энни приходилось прилагать героические усилия. (Именно Энни сказала Дику в тот вечер: «Парень, ты сегодня просто фейерверк!»)