Гурджиев, руководивший каждым шагом Беннетта, в конце концов предложил ему остаться ещё на два года, после чего, как он сказал, Беннетт сможет продолжать работу самостоятельно. Однако Беннетт чувствовал, что не сможет принять это предложение — он был ещё не готов. Он вернулся в Англию. В следующие 25 лет Беннетт вёл свою двойную жизнь: с одной стороны — деловой человек, исследователь угольных месторождений, промышленный консультант, с другой — автор духовных теоретических сочинений, ученик Успенского, искатель и вынужденный руководитель своих собственных дискуссионных групп.
В 1948 г. Беннетт в последний раз приехал к Гурджиеву, который жил и принимал учеников в маленькой наёмной квартире в Париже. Гурджиев поразил его тем, что продолжил его образование точно с того момента, на котором оно закончилось в Институте два с половиной десятилетия тому назад. Гурджиевский диагноз состояния Беннетта был в основном тот же: «Теперь у вас есть много знаний, но как Существо вы — ничто. Вы слишком много думаете.» (Беннетт, 239) И Беннетт вновь окунулся в упражнения, чтение, работу.
Вскоре после приезда Беннетта в Париж Гурджиев попал в ещё одну ужасную автокатастрофу. Отказавшись от всякой медицинской помощи, он постепенно вернул себе вид почти здорового человека, но оказалось, что на этот раз выздоровление было неполным. В середине 1949 г. Беннетт регулярно пересекал Ла-Манш, разрываясь между своими мирскими занятиями и обучением у Гурджиева, а здоровье последнего быстро ухудшалось. 28 октября, по записям Беннетта, американский врач Гурджиева наконец «взял дело в свои руки и перевёз его в Американский Госпиталь. Он лечил его от водянки. Гурджиев смотрел, курил сигарету, отпускал шутки и приговаривал: «Браво, Америка.» Он слёг и уже больше не вставал. Он тихо заснул, и его дыхание постепенно прекратилось. В 11 утра в субботу 29 октября он умер. Вскрытие показало, что большинство его внутренних органов было в таком жутком состоянии, что ни один доктор не мог понять, как ему удалось прожить так долго.» (Беннетт, 271)
После смерти Гурджиева Беннетт пребывал в смятении. Он чувствовал, что ещё не прошёл через полные, сознательные смерть и возрождение, о которых говорится в традиционных священных доктринах и которые Гурджиев считал истинным освобождением. Он продолжал работать в группах, но чувствовал, что это ни к чему не ведёт. Явно выделяясь среди друзей и товарищей по поиску как особенно одарённый человек, он всё ещё колебался: «Я всё сильнее осознавал пределы своей силы, а тем более мудрости. Я никогда бы не осмелился пойти на такой риск в отношении внутреннего мира других людей, к которому был готов Гурджиев.» (Беннетт, 285)
Последовавшие путешествия в Святую Землю и Персию возобновили контакт Беннетта с живыми источниками религиозных традиций во всей их вечной тайне. В конце 50-х его привлёк феномен «Субуд», центральной точкой которого был латифан — что-то вроде интенсивной управляемой медитации, ведущей к немедленному и радикальному изменению состояния сознания. Из описаний Беннетта явствует, что латифан был, видимо, схож с методами таких людей, как Гуру Махараджи — индийского мальчика-учителя, пронёсшегося в начале 70-х по Западу (и в процессе опустошившего умы некоторых моих друзей) — то есть, эффектные мгновенные психологические результаты несколько сомнительного значения.
После большой работы с латифаном Беннетт пришёл к выводу, что он «перестал работать над собой и предоставил латифану делать то, что я должен был делать своими силами.» (Беннетт, 350) В 1960 г. он оставил «Субуд» и возобновил практики, которым его научил Гурджиев. После долгих внутренних размышлений он вступил в Католическую Церковь, которую, как я уже упоминал в этой книге, он считал «хранителем тайны, которую она не понимает.» (Беннетт, 354) В Непале он встретился с 136-летним Шивапури Баба.
Беннетт, живший полной личной и профессиональной жизнью, подвергавший себя разнообразным дисциплинам, встречавшийся с разными учителями и учившийся у них, серьёзно работавший над собой с 20-х годов, постепенно стал доверять подсказкам своего внутреннего голоса. В 1962 г., когда ему было 65, он сказал: «Впервые в жизни я осмеливаюсь быть самим собой.» С новообретённой уверенностью он организовывал семинары и руководил учениками. В 60-е годы он много думал о современном образовании, и в конце концов начал поиск альтернатив. Хасан Шушуд, суфий из Босфора, наконец убедил Беннетта, что он должен «сделать прыжок» — стать независимым от всех существующих групп и пойти своим путём.