— Давай быстрее! — подгонял он Тима. — Я чувствую, что воздух становится прохладным, солнце, должно быть, давно уже село, близится час Ржавоеда.
И хотя солнце было ещё довольно высоко, оно уже не достигало дна ямы. Волнение Роберта передалось и Тиму.
В конце концов жестяную ленту удалось прочно закрепить. Тим крикнул Железному Роберту, чтобы тот отошёл подальше, а сам швырнул ленту в яму с такой силой, что она задребезжала. Правда, острые края её в двух местах сильно порезали ему руку, так что выступили капельки крови, но Тим даже не поморщился.
Дребезжанье не успело ещё затихнуть, как голова Железного Роберта уже показалась над краем ямы.
— Вполне крепкая лестница, — довольно объявил он.
После этого Роберт уселся на краю ямы, снял привязанную к ноге тоненькую проволочку и стал тянуть её из ямы, напевая:
— Что ты делаешь? — спросил Тим.
продолжал напевать Роберт. Внезапно показалась голубая шёлковая лента. На конце проволоки раскачивалась медаль Маукама. Увидев это, пёс дважды пролаял и, глубоко растроганный, кинулся лизать Железного Роберта.
— Да брось ты свои мокрые шутки! — предостерегающе вытянул вперёд руку Роберт. — Мне следовало бы с головой окунуться в масляную лужу, чтобы ты мог меня лизать.
И он надел медаль на шею Маукама.
— Ну что, поехали? — воскликнул он затем.
— Погоди, — попросил Тим. Скажи всё-таки, нравится тебе каменоломня? Здесь так много железа!
Железный Роберт наклонил голову набок и поверх плитняка посмотрел на ямы.
— Знаешь, — сказал он наконец, и в голосе его прозвучало смущение, он словно извинялся за свои слова. — Что касается железа, то тут, пожалуй, и вовсе неплохо. Есть, что потрогать, и есть, куда спрятаться.
— Ну, а что тебе в таком случае не нравится? — спросил Тим и, затаив дыхание, стал ждать ответа.
— Здесь железо ни на один дюйм не двигается, — сказал Железный Роберт. — Я не могу здесь жить. Я должен видеть, что железо двигается. А здесь будешь жить, как в мешке. Ни один брат не пришлёт мне сюда ни грамма железа, да и сам я никому даже весточки не смогу послать отсюда. Что это за жизнь!
VIII. Тим и Маукам выручают Роберта
Вскоре после того, как Тим и Маукам перенесли Роберта подальше от каменоломни, все стали собираться в обратный путь. Тим был огорчен тем, что Роберт не принял предложенный им выход, да и у Маукама был печально-задумчивый вид, как впрочем, почти всегда.
Тим позвал Маукама с собой.
— Ты его долго не задерживай! — крикнул им вслед Железный Роберт. — Коосу начнёт беспокоиться. Она никогда не садится ужинать, пока не вернётся Маукам.
— Не задержу, — пообещал Тим. — Нам надо кое о чём потолковать.
Редкие прохожие, встречавшиеся в этот предвечерний час на улице Калда, могли наблюдать необычную картину. На самом краю песчаного откоса сидели рядышком маленький мальчик и очень большая собака. Время от времени мальчик что-то говорил тихим голосом, и собака кивала ему. Казалось, будто они беседовали. Но люди, которые проходили мимо, отлично знали, что собаки говорить не умеют, и поэтому никто из них всерьёз не думал, что мальчик разговаривает с собакой. Все эти люди знали лишь обыкновенных дворняг, но отнюдь не Маукама.
— Так, значит, договорились, — сказал в заключение Тим после того, как они с Маукамом уже довольно долго просидели на склоне. — Приходи завтра пораньше, я буду ждать тебя.
Маукам медленно кивнул. Потом поднялся, размял онемевшие лапы и побрёл прочь. Тим несколько секунд смотрел ему вслед, а затем направился к дому, так как прямо-таки предчувствовал, что не позже чем через четверть часа бабушка появится у ворот и начнёт громким голосом звать:
— Ти-им! Ти-им! Сейчас же иди ку-ушать!..
На следующее утро Тим встал чуть свет. Отец и мать очень удивились, что он явился завтракать вместе с ними: обычно Тим ещё спал, когда они уходили на работу, и просыпался только спустя час или два.
— Разве это дело так долго спать, я в его возрасте уже других детей нянчила, — прошлась по этому поводу бабушка.
Наспех проглотив творог, Тим выбежал из дома. Отец с матерью всё ещё возились, надевая плащи. Тим помчался прямиком на склад старого железа. Спрятался за знакомый кузов 27–64 и стал ждать.
Из засады ему хорошо был виден кран. Казалось, он ещё дремал, кабина была пуста и её стекла сонно поблёскивали в косых лучах утреннего солнца. Тим чувствовал, как от зевоты у него прямо-таки сводит рот, а от утренней прохлады пробирает дрожь.