– Калиф предпочитает женщин.
– Кто его этому научил? – спросила она, глядя в окно.
– Я. Ты никогда не видела, как совокупляются женщина и собака?
– Видела. Я же говорила тебе: если живешь в замке, многое видишь. У одной из фрейлин королевы была такая собака. А где ты берешь женщин для Калифа?
– В деревнях. Иногда за деньги, иногда женщины сами предлагают. Они говорят, что удовольствия гораздо больше, чем с мужчиной, а риска забеременеть нет. Меня это устраивает – по крайней мере, он не бегает за суками, когда мы проезжаем через деревни.
Арабелла обернулась к нему и заметила на стуле лютню. Обрадовавшись, что найдено хоть какое-то занятие, она схватила ее и стала неспешно перебирать струны, внимательно прислушиваясь. И неожиданно запела тихим чистым голосом ту песню, которую слышала от трубадура, выступавшего на празднике в тронном зале замка. Роберт наблюдал за ней без улыбки, заметив перемену в ее настроении и страстно желая, чтобы она снова пришла к нему.
Глава 7
– Я так и не поняла, день сейчас или ночь? – поинтересовалась Арабелла, наигрывая на лютне печальную мелодию. Она овладела этим инструментом в возрасте четырех или пяти лет, и теперь играла с непревзойденным мастерством.
– Сейчас полдень. Я все утро провозился с лошадьми, если ты помнишь…
– Я помню, что произошло в то время, когда ты с ними возился.
Он стоял, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. Казалось, ему не терпится начать этот головокружительный многочасовой любовный поединок, так же как и ей самой. Три, четыре, пять часов, а может быть, и дольше, если она выполнит обещание и будет лежать тихо, когда он того потребует. Если она сдержит свою страстность и не поддастся желанию ускорить процесс, который приводит к взрыву эмоций, потрясающему их обоих.
– Ты не голодна? – Он кивнул в сторону стола, на котором стояло блюдо, покрытое белой дамасской тканью. – Я купил еду во время последнего похода в деревню. Все свежее.
Говоря о еде, он не спускал горящего взора с ее грудей, подкрашенных сосков, плоского живота, округлых бедер и темного треугольника мягких пушистых волос. Его взгляд был пристальным и призывным, а в ее сердце росло предчувствие чего-то страшного. Она огляделась, словно в поисках места, где можно было спрятаться, не выпуская из рук лютни и притворяясь, что занята музицированием.
– Я не голодна. А ты?
– А я проголодался.
Он прошел мимо нее к столу, отломал ногу у каплуна и начал жадно есть, затем предложил ей кусочек. Она нерешительно согласилась. Они стали есть вместе, по очереди вгрызаясь в нежное мясо.
Наслаждаясь едой, она закрыла глаза. Когда он коснулся ее рукой, она раздвинула ноги и его пальцы проникли в нее. Она сжала в ладони его естество.
Свободной рукой он отломал еще одну ногу у каплуна и, дразня, поднес ее ко рту Арабеллы. Они предались любовной игре, распаляя, друг в друге желание утоления плотского голода. Каплунья нога была отложена в сторону, и они медленно, словно нехотя, стали передвигаться по направлению к кровати. Над ними отчетливо проступал знак судьбы, о чем догадывался он, но не подозревала она.
Арабелла легла на спину, заложив руки за голову, и смотрела, как он встает перед ней на колени. Она улыбалась вопросительно и напряженно, почти испуганно.
– Что ты собираешься со мной делать?
– То, что ты сама захочешь. И как захочешь.
– Я слышала, что если мужчина и женщина… – нерешительно начала она, раздвинув ноги.
__ Что?
– Если мужчина и женщина очень сильно хотят друг друга, то их молитвы будут услышаны. И они смогут никогда не разлучаться.
– Не разлучаться?
– Не разделяться, – прошептала она. – Они могут остаться… если захотят… единым целым навсегда… и умереть вот так же…
– Арабелла, Арабелла, тебя научили этому в твоем замке?
– Ты тоже когда-то жил в замке. Но только не рассказывай мне об этом, – поспешно добавила она. – Не говори мне о том, как ты был со своей графиней вместе на протяжении трех, четырех или пяти часов. – Она смотрела на него без улыбки, пораженная вспышкой ревности к женщине, которую он не видел долгие годы и о которой почти забыл. – Ты делал с ней это?
Он взглянул ей прямо в глаза и ничего не ответил.
– Наверняка делал, – ответила вместо него Арабелла и вскочила с постели.
Он развернулся и сел на краю кровати в той позе, в которой часто размышлял: ноги широко расставлены, локти уперты в колени, голова опущена, взгляд устремлен в пол.
– Какое это имеет значение? – спросил он, наконец.
Она смотрела на него укоризненно, словно воспоминание о тех далеких временах нарушило равновесие, воздвигло между ними стену. И дело не в том, что она ненавидела его за то, что когда-то происходило между ним и этой женщиной. Она испытывала страх перед собственным будущим.
– Я не понимаю, что так сильно волнует тебя, – сказал он после долгой паузы. – Вернее, я понимаю, что это. Выбрось из головы саму мысль о многочасовом соитии. Ты испугалась. Ты уже теперь ненавидишь меня.
Она улыбнулась, торжествующе и отчасти жестоко, и вызывающе посмотрела на него. И вдруг ее лицо смягчилось, улыбка стала печальной, как если бы это таинственное и вожделенное соитие уже было позади. Именно таким она представляла себе итог – глубокая печаль и безысходность. Вот что влечет за собой ее преклонение перед этим человеком, непреодолимая физическая потребность в близости с ним.
– Да. Я испугалась. И возможно, я действительно ненавижу тебя.
Она оглядела роскошное убранство кибитки, изысканные шелка, переливающиеся в мягком, приглушенном свете сгущающихся сумерек. Время тянулось медленно, а они ждали либо того, что ее страх рассеется, либо того, что они расстанутся навеки.
– Впрочем, почему бы тебе и не испытывать страха? Я тоже не знаю, что почувствую после того, как пробуду в тебе несколько часов.
– Может быть, ты захочешь убить меня, чтобы покончить с этим раз и навсегда? Чтобы уже никогда не повторять этого со мной. Тебе принесет это облегчение? Может быть, мы, сами того не ведая, причинили друг другу зло? Иногда мне кажется, что это так. Ну, вот и все. Я ничего больше не хочу.
– Арабелла… – тихо вымолвил он, но она даже не взглянула на него. – Арабелла…
Она не откликнулась и на второй его призыв. К ее огромному изумлению, он лег на спину, заложил руки за голову и тут же заснул. Он не притворялся, а действительно спал. Арабелла знала, как он дышит, когда спит, как бывают неподвижны его веки, как слегка приоткрываются губы.
Она стояла и смотрела на него, с сожалением думая о том, что теперь он больше не хочет ее. Ее сводила с ума красота его тела, белокурые волосы на голове, груди и лобке. Она не могла отвести от него взора.
Затем, стараясь не разбудить его, понимая, что его сон – нечто ценное, что она должна хранить, поскольку он был на страже ее безопасности все остальное время, не доверяя Калифу полностью, Арабелла тихонько легла рядом с ним и, не прикасаясь к нему, тоже заснула.
Когда она проснулась, в кибитке было темно. На столе горела свеча, Роберта рядом не было.
– Где ты? – позвала она, поднялась с постели и, подойдя к окну, отдернула занавеску.
Роберт был подле лошадей. Он выходил под дождь, и теперь с его плаща ручьями стекала вода. Калиф стоял рядом с ним, пока он задавал корм лошадям. Время от времен! – он протягивал руку, чтобы погладить своего верного пса.
Она перестала его бояться. Страх, терзавший ее, рассеялся во время сна. И сейчас она хотела его так страстно, как никогда прежде. Даже в первый раз она не испытывала к нему такого вожделения. Первый раз… Казалось, с тех пор прошла вечность! Он говорил ей, что они вместе всего четыре недели, а ее не покидало ощущение, что за плечами у них целая жизнь.