Выбрать главу

Маккаммон: Было предложено «Моё!». Было предложено «Ночь призывает зелёного сокола». Её выбрал и я, и телевизионщики. Меня всегда удивляло, что для фильма не выбрали «Моё!». Знаешь, я читал, что какая-то актриса заявляла: «Мне никогда не найти сильной роли для женщины. Почему никто не напишет сильную роль для женщины

Гоатли: А там их целых две.

Маккаммон: Там их целых три! А первым женским фильмом-путешествием называют «Тельму и Луизу». Так-то вот…

Гоатли: Мэри Торнтон прислала вопрос: «вы не подумывали ещё написать о Майкле Галлатине?»

Маккаммон: Я оставил его незавершённым, на тот случай, если захочу к нему вернуться и сделать сиквел. Если написать сиквел, может быть, какое-нибудь небольшое издательство его опубликует.

Гоатли: Ричард Каапке из Лас-Вегаса спрашивает: «в Сиэттле, на Всемирном конвенте фэнтези, вы упомянули, что одиннадцатый час, так называемый «волчий час», пришёл из легенд или фольклора. Не могли бы вы подробнее об этом рассказать, возможно, дав подсказку тем, кого заинтересует происхождение этого названия?»

Маккаммон: Думаю, это что-то нордическое. Там у каждого часа было своё название и, по-моему, одиннадцатый час — это волчий час в скандинавско-германской мифологии. К тому же мне хотелось использовать идею одиннадцатого часа — его всегда упоминают, как последний час, опасный час.

Удивительно, как много людей считают так же. Я получаю письма, в которых говорится: «Мне по-настоящему понравился «Час волка». А когда мы впервые взялись за книгу, в «Pocket» сказали: «Может, вам лучше бы назвать её «Час волка»?» Хорошо, но это не час волка. В скандинавской мифологии одиннадцатый час — волчий час, а не час волка.

Гоатли: Когда «Ballantine» переиздал «Неисповедимый путь» и «Участь Эшеров», на оригинальных обложках поместили: «От автора «Часа волка».

Маккаммон: Ну, вот зачем они это сделали? По-моему, гораздо лучше звучит «Волчий час». Это же волчий час.

Гоатли: Ну, «час волка» звучит похоже…

Маккаммон: Это звучит похоже на: «Давайте, подъезжайте и посмотрите в автокинотеатре второсортный фильм». Это совсем не то.

Гоатли: Ещё Ричард пишет: «Известно о вашем отвращении к написанию сценариев, но распространяется ли это и на писательство в соавторстве? Есть ли писатель, с которым вам хотелось бы вместе поработать над новым романом?»

Маккаммон: Не скажу, что мне не нравится писательство в соавторстве, потому что считаю, что есть прекрасные книги, написанные в соавторстве. Лично мне гораздо удобнее писать самостоятельно и в одиночестве.

Гоатли: Ты пишешь в тишине?

Маккаммон: Нет, я слушаю всевозможную музыку — такую, которая мне в тот момент интересна. У меня есть любая музыка — рэп, древняя шотландская музыка, звуковые эффекты — есть даже звуковые эффекты поездки на поезде [целый альбом] — прямо всё, что угодно.

Гоатли: Люди удивляются, что я слушаю «Kiss» на большой громкости, когда пишу программы.

Маккаммон: Это воздействует лишь на половину мозга. Это действительно так, потому что часто я включаю музыку и начинаю работать — и уже не слышу её, а просто тружусь. Думаю, музыка действует на одно полушарие мозга, а другое занято делом.

Гоатли: Я заметил, что могу поставить CD, пока программирую или пишу статью, он шпарит, а я даже не вспомню, что слушал.

Маккаммон: Наверное, это занимает ту половину мозга, которая старается нас отвлекать. Она пытается сказать: «Ну же, вставай и что-нибудь делай». И эта половина любит слушать музыку.

Гоатли: И, под конец, Ричард спрашивает, не произошло ли чего-нибудь особенно запоминающегося на Всемирном конвенте фэнтези 1989 года в Сиэттле? Видишь, сколько времени у меня лежат эти вопросы!

Маккаммон: Ну, это стало моим первым выездом в Сиэттл. Он мне действительно понравился; то место, где я жил бы, будь там побольше солнца. Мне необходимо солнце. На конвенте я был почётным гостем — это незабываемо. И фэны так замечательно обо мне отзывались.

Гоатли: Рон Альфано хочет узнать о «Моё!»: «По-моему, описанная вами сюжетная линия смахивает на один из нынешних газетных заголовков. Действительно ли вы, [пока] писали «Моё!», мыслили в подобном ключе и приходили ли вам какие-то, сильно раздражённые, письма от читателей (женщин) насчёт содержания романа?»