И Кэлвин заспешил прочь из квартиры, к машине — человек, выполняющий чрезвычайно важную, не терпящую отлагательств миссию любовной мести.
Кэлвин ждал Дийни в глубокой тени за «Клубом Зум». Дийни вышла в самом начале третьего. Она была одна, и Кэлвин обрадовался, ведь с Максом он не вздорил. Его предала женщина — Женщина. Очень красивая девушка с длинными светлыми волосами, искрящимися голубыми глазами и чувственными пухлыми губками на прелестном овальном личике. Сегодня на ней было зелёное платье с разрезами, выставлявшими напоказ шелковистые бёдра. «Одеянье грешницы», — подумал Кэлвин, наблюдая, как Дийни крадучись переходит через стоянку.
Выступив из темноты, он держал нож за спиной, точно хотел удивить девушку подарком, сверкающим и блестящим.
— Дийни? — улыбаясь, шепнул он. — Дийни, любовь моя?
Она круто обернулась.
— Кто здесь?
Кэлвин стоял между тьмой и красным кружением неона. Глаза мерцали, как кровавые лужицы.
— Твой верный возлюбленный, Дийни, — сказал он. — Твой возлюбленный пришёл забрать тебя в Рай.
— Кэлвин? — прошептала она, делая шаг назад. — Что ты здесь делаешь? Почему… у тебя такое лицо?
— Я кое-что принёс тебе, любовь моя, — негромко проговорил он. — Поди сюда, я отдам тебе это. Ну же, миленькая, не робей.
— Что с тобой, Кэлвин? Ты пугаешь меня.
— Пугаю? Да что ты, с чего бы? Я же твой голубчик Кэл, пришёл поцеловать тебя и пожелать доброй ночи. И потешную такую штучку принёс. Красивую, блестящую. Иди посмотри.
Дийни медлила, бросая взгляды на безлюдный бульвар.
— Ну же, — сказал Кэлвин. — Приятней подарка тебе никто не сделает.
По лицу Дийни пробежала смущённая, неуверенная улыбка.
— Что ты принёс мне, Кэлвин? А? Ещё одно ожерелье? Давай поглядим!
— Я держу его за спиной. Иди сюда, любушка. Иди посмотри.
Дийни нехотя шагнула вперёд. Глаза блестели, как у испуганной оленихи. Поравнявшись с Кэлвином, она протянула руку.
— Дай Бог, чтоб вещица была неплохой, Кэл…
Кэлвин крепко схватил девушку за запястье и рванул на себя. Когда голова Дийни запрокинулась, он вспорол ножом подставленное ему беззащитное горло. Девушка покачнулась и начала падать, но её тело не успело коснуться земли — Кэлвин оттащил её за «Клуб Зум», чтобы приятно провести время. Кончив, он посмотрел на остывающий труп и пожалел, что не прихватил карандаш и бумагу, оставить записку. Он знал, что в ней было бы: «Придётся покумекать, чтоб поймать меня. Стать хитрыми, как лисы. Из глубин Ада — Ваш Кэл-Потрошитель».
Он вытер лезвие о тело Дийни, сел в машину и поехал в Хэнкок-Парк, где бросил орудие убийства в смоляные ямы Ла-Бреа. Потом им овладела тошнотворная слабость, и он без сил опустился на траву, подтянув колени к самой груди. Когда он понял, что весь перед рубашки у него залит кровью, его забила мучительная крупная дрожь. Надергав полные горсти травы, Кэлвин постарался оттереть большую часть крови. Потом улёгся на землю (в висках гудело и стучало) и, несмотря на боль, попытался поразмыслить.
«О Боже! — думал он. — Что за набор грима попал ко мне в руки? Кто сделал эту коробку? Кто заколдовал баночки, тюбики и карандаши?» Да, это было волшебство — но волшебство недоброе, обернувшееся зловещим, уродливым, опасным. Кэлвин припомнил: мистер Марко говорил, что этот набор принадлежал актеру по имени Кронстин, игравшему в фильмах ужасов, и что этот Кронстин прославился своим гримом, масками монстров. От внезапной жуткой мысли Кэлвин похолодел: сколько же в этих фильмах было от грима, а сколько — настоящего? Быть может, половина на половину? Когда наносишь грим, сущность чудовища голодной пиявкой впивается в тебя, а потом, насытившись, досыта напитавшись кровью и злом, ослабляет хватку и отваливается? «Там, в офисе мистера Марко, — подумал Кэлвин, — я действительно был отчасти вампиром. А потом, на стоянке у „Клуба Зум“ — Джеком-Потрошителем. В этих баночках, — подумал он, — не просто грим; в этих кремах и пастах живут подлинные чудовища, они ждут, чтобы их разбудили мои желания, страсти, моё… злое начало».
«Я должен избавиться от этой коробки, — решил он. — Я должен вышвырнуть её, пока она не успела меня уничтожить!» — Он поднялся и побежал через парк к машине.
Коридор на его этаже был тёмным, как полночные грезы оборотня. «Чёртовы лампы, что с ними стряслось? — подумал Кэлвин, ощупью пробираясь к своей двери. — Разве они не горели, когда я уходил?»