И тут прямо у него перед лицом возникла Мамаша. Её рот с шипением открылся, клыки приготовились вонзиться в плоть. Лапы демоницы вцепились ему в плечо; вонявшее разложением дыхание затопило ноздри. Клыки блестели — вот-вот укусят.
Джек прижал ствол револьвера к её лбу и заставил указательный палец надавить на спусковой крючок.
Ничего.
Просто холостой щелчок.
Адольф захихикал, высвободил ноги из-под трупа, поднялся.
Лягушонок прыгал по коридору обратно.
Мамаша ухмыльнулась.
И Джек снова нажал на спуск.
На этот раз боек ударил в заряженную гильзу. Револьвер выстрелил, чуть не вылетев из руки.
Из дыры во лбу Мамаши брызнула коричневая жидкость. Ухмылка сменилась гримасой, которая, должно быть, выражала агонию, и демоница метнулась назад. Хихиканье Адольфа резко оборвалось.
Джек снова выстрелил. У Мамаши отлетел кусок черепа — она визжала и, выписывая безумные круги, металась по коридору. Лягушонок прыгнул и с влажным хрюканьем опустился сбоку от шеи Джека. Джек ткнул пистолетом в студенистое, пахшее мясом тело и выстелил — один раз, второй… Лягушонок лопнул, исторгнув из себя мерзкую жижу, и сполз на пол.
Джек попытался вновь прицелиться в Мамашу, однако она, точно сошедшая с ума заводная игрушка, металась из стороны в сторону. Его внимание привлекло царапанье по металлу. Он взглянул на противоположную стену: Адольф неистово дергал маленькую металлическую решетку.
«Вентиляция! — осенило Джека, и его сердце запнулось. — Если этот ублюдок проникнет в вентиляцию…»
Он выстрелил Адольфу в спину. В тот же миг, когда револьвер выплюнул пулю, Адольф выломал решетку. Левая рука демона, от локтя и ниже, исчезла в месиве из ткани и жидкости, а его самого отбросило к стене. Голова Адольфа повернулась к Джеку. Глаза монстра пылали ненавистью. Джек ещё раз надавил на спусковой крючок… и боек снова щелкнул по пустой гильзе. Пули кончились.
Адольф головой вперёд ринулся в вентиляцию.
— Нет! — закричал Джек, перевалился через труп охранника и по залитому кровью полу подполз к вентиляционному отверстию. Сунул руку внутрь, зашарил в пустоте. Из трубы, исчезая где-то вдали и внизу, доносился торопливый топот. Потом наступила тишина — только хрипели легкие Джека.
Он лежал на животе неподалеку от тела Дэйва Чемберса; в отделении пахло как на скотобойне. Джеку хотелось отдохнуть — просто свернуться калачиком и позволить разуму съехать в темноту по длинному-длинному склону. Однако Адольф все ещё был в больнице, и в данную минуту, скорее всего, следуя по вентиляционной трубе, он пробирался на нижние этажи. Монстр мог вылезти, где ему только заблагорассудиться. Джек лежал, дрожал всем телом и пытался думать. Что-то из сказанного Тимом Клаузеном… что-то про…
«Ему страшно жаль, что новая жизнь приходит в этот мир, — сказал тогда мальчик. — Младенцы — вот кого нужно освободить в первую очередь».
И тогда Джек понял, почему лучшие друзья Тима позволили забрать его в больницу.
Во всех больницах есть родильное отделение.
Рядом с его левым ухом раздалось тихое шипение.
Там, еле держась на дрожащих ногах, скорчилась Мамаша. Часть головы отсутствовала, по лицу стекали капли бурой сукровицы. Она высунула язык, и тот затрепетал, направленный в сторону Джека. Глаза демоницы были мутными, веки с трудом опускались и поднимались — сытые, омерзительные, понимающие глаза. В них отражалось знание о тварях, которые, будучи однажды выпущенными на волю, вгрызались в мясо и кости этого мира и выплевывали останки, словно хрящи на блюдах варваров. Вероятно, этим тварям предстояло неистово метаться между стенок разума Джека до конца его дней. Но сейчас он должен отшвырнуть безумие, прежде чем оно возьмет над ним верх. Он знал — и был уверен, что Мамаша тоже знает, — Адольф спускается по вентиляции на второй этаж. Туда, где находятся младенцы. Мамаша злобно таращилась на него, она выполнила свой долг.
Джек схватил револьвер и врезал рукояткой демонице по морде. Влажная, отвратительная кожа лопнула с таким звуком, будто порвалась гнилая тряпка. Колючая проволока пропорола перебинтованные пальцы. Подняв пистолет, он снова ударил. Мамаша отступила на несколько шагов, затем её ноги подкосились. Глаза ввалились внутрь черепа, словно их прижгли сигаретой. Из пасти вырвалось мяуканье, бриллиантовые клыки клацнули друг о друга. Джек поднял пистолет и, не обращая внимания на колючую проволоку, обрушил его вниз. Голова Мамаши лопнула точно, гнойный волдырь. Из полости выплыла маслянистая дымка, закручиваясь, поднялась к потолку и зависла там, точно осиный рой. Дымка просачивалась сквозь потолочную плитку, оставляя после себя темное, словно никотиновое, пятно. Затем она — чем бы она ни была — исчезла.
Тело Мамаши валялось на полу кучкой тряпья. Джек отпихнул труп в сторону и пополз к лифту. Двери продолжали нетерпеливо ударяться о ноги охранника. Джек изо всех сил старался вытащить труп в коридор, сознавая, что с каждой упущенной секундой Адольф все ближе подбирается к родильному отделению. Он убрал ноги мертвеца из лифта, поймал створки, прежде чем они сошлись, и заволок себя в кабину. Потянувшись вверх, он ударил по кнопке второго этажа.
Двери закрылись, лифт пополз вниз.
Джек поднялся. Ноги тут же подкосились, и он упал на колени. Перед его рубашки покраснел от крови, бинты свисали с кровоточащих рук, перед глазами плясали черные точки. Он понимал, что до того мгновения, когда его тело сдастся, осталось не так уж много времени. Старые шестеренки и тросы заскрипели — лифт дернулся и остановился. Джек посмотрел на светившиеся над дверью цифры. Там горела цифра 5. Двери разъехались, внутрь шагнул седовласый доктор в белом халате. Увидав стоявшего на коленях Джека, он замер.
— Пошел вон, — прохрипел Джек.
Доктор секунды три поколебался, а затем так резко отпрянул, что врезался в шедшую по коридору санитарку и перевернул тележку с лекарствами и стерилизованными инструментами. Джек снова надавил на кнопку с номером 2, и двери захлопнулись. Он наблюдал за сменой цифр и, когда лифт миновал третий этаж, подумал, что разумнее было бы оставаться в кабине до самого вестибюля и сразу же по прибытии туда заорать, призывая подмогу. Так и нужно было поступить. Ведь у него нет ни пистолета, ни любого другого оружия — ничего, чем удалось бы остановить Адольфа. Он был ранен, балансировал на краю шокового состояния и сознавал, что, скорее всего, напугал того доктора до полусмерти. Мрачная улыбка тронула уголки губ — Джек понял, что не успеет добраться до вестибюля; к тому времени Адольф проникнет в родильное отделение, и в окружении свежей плоти уцелевшая лапа монстра найдет, чем себя занять. Возможно, груда детских ручек и ножек уже свалена в кучу на полу, и каждую секунду прерывается очередная жизнь. Нет времени… нет времени…
Джек с трудом поднялся на ноги и увидел, как загорелась цифра 2. Лифт остановился, двери со стоном открылись.
На втором этаже не было никаких криков, никакой отчаянной суеты. Когда Джек вышел из лифта, на него изумленно уставились две медсестры, дежурившие на центральном посту. Одна из них опрокинула чашку с кофе, и по столу растеклась коричневая лужа. Джеку не приходилось раньше бывать в родильном отделении, и ему казалось, что коридоры разбегались сразу во все стороны.
— Младенцы… — обратился он к одной из медсестер. — Где вы держите младенцев?
— Вызывай охрану! — сказала медсестра напарнице.
Вторая женщина схватила телефонную трубку, нажала клавишу и дрожащим голосом произнесла:
— Это второй этаж. Нам здесь нужна охрана! Срочно!
— Послушайте меня. — Джек знал, что Розали и остальные, должно быть, все ещё пытаются объяснить случившееся. Они не сообразят, куда направился Адольф. — Пожалуйста, послушайте. Я доктор Джек Шеннон. Я только что спустился с восьмого этажа. Нужно убрать отсюда детей. Не могу вам сказать, почему, но…
— Лютер! — крикнула одна из медсестер. — Лютер!
Вторая женщина попятилась, и Джек понял, что они обе приняли его за сумасшедшего.