– Кое-кто стремится к возрождению на новой основе спиритуализма, с помощью которого, по их мнению, удалось бы представить эпоху как нечто единое, дать ее синтез. Не думаете ли Вы, что подобного рода синтез может сделать только наука?
– Подобное понятие синтеза, на мой взгляд, основано на ошибке, свойственной самой структуре наших знаний. Мне кажется, что наши знания никогда не смогут в будущем быть всеобщими. Всеобщность знания из-за отсутствия критериев оценки и сравнения станет понятием, лишенным смысла, или догматизмом. В наши дни восхождение на каждую новую ступень познания уже не может представлять собой обогащения общей культуры, как это было в Древней Греции или в Европе середины пятнадцатого столетия; оно становится привилегией небольшого общества крупных специалистов, которым не удастся сделать свои открытия доступными для простых смертных, как смог сделать в свое время Ньютон.
Мне, например, кажется невозможным объяснить основные принципы теории относительности и квантовой теории или же принцип сохранения четности. Мне ни разу не довелось слышать такого объяснения этих положений, которое могло бы как-нибудь обогатить общую культуру.
Что же касается спиритуализма, то боюсь, что человечеству не доведется переживать в дальнейшем эпохи, которые можно было бы сравнить со славным XVIII столетием во Франции. Мы осуждены на жизнь в таком мире, где каждый поставленный вопрос влечет за собою другие вопросы, и процесс этот бесконечен. Одним из мучительных свойств процесса познания является его необратимость.
Боюсь, не взывают ли те, кто сегодня стремится к синтезу, или единству, к ушедшим в прошлое временам. Мне кажется, что подобного рода синтез они могут установить лишь ценою тирании или отречения.
– Может ли научный опыт служить в этом мире, лишённом единства, руководящим критерием для необходимого морального обновления?
– Мне кажется, что единственный открывающийся перед нами путь состоит в поисках равновесия, которыми занимается человек Науки. К этим поискам его принуждает то постоянное разделение, которое ученый по соображениям научной дисциплины должен проводить между новым и привычным, между геройством и раболепством, между необходимейшим и излишним. Ученый требует Правды, полностью освобожденной от двусмысленности, потому что в нашем сегодняшнем мире двусмысленность может быть только причиной разброда… Наконец, этот путь безотлагательно требует братства, единства мыслей и дел, без которых Человек остается беспомощным пленником слишком узкого взгляда на свое поведение в нашем слишком сложном и слишком обширном мире.
Если бы можно было передавать опыт науки, а мне кажется важным добиваться этого, то стало бы возможным подготовить значительно большее число людей к трудному испытанию «Человек перед лицом мира», испытанию, в котором философы и правительства кажутся мне глубоко анахроничными.
Газета «Монд» от 29 апреля 1958 года.
Наука и «общедоступный язык»
Проблема, которой я хотел бы коснуться, заключается в установлении связи между величественным развитием науки нашего времени и той ее «обменной ценностью», которую мы можем получить в пределах общедоступной беседы.
То, что я понимаю под «общедоступным языком», – идеальное понятие; оно охватывает часть человеческих знаний, которая, не претендуя на всеобъемлющее значение, имеет качество «общедоступности», т.е. позволяет описать и объяснить понятными для всех словами предметы и явления, правда, при условии, что все осознают значение употребляемых определений.
Очертания этой «общедоступной части» сегодня сглаживаются несколькими факторами: обширностью нашего мира и многочисленностью отдельных человеческих объединений, принципом равенства, который провозглашает право каждого человека принять участие в обсуждении, быстрым ростом общества и глубокими изменениями его характера. Облик «общедоступной части» пострадал равным образом и от другого фактора – величественного развития науки и расширения области знания.