Именно такое восприятие внешнего мира до сих пор властвует над нашим разумом. Оно, естественно, связывается с верой в универсальность разума и, хотя эта связь не является обязательной, с верой в высшую красоту человеческого гения и прогресса. Оппенгеймер заканчивает эту лекцию цитатой из Томаса Джефферсона: «Я отношусь к числу тех, кто хорошего мнения о человеческом характере вообще. Я считаю, что человек создан для общества, что природа снабдила его всеми необходимыми качествами для жизни в обществе. Вместе с Кондорсе я верю, что разум человеческий может достигнуть такой степени совершенства, которую мы сейчас даже не можем себе представить… Пока мы будем владеть искусством печати, наука не сможет отстать от развития общества; никакое уже добытое знание не может быть утрачено».
Вторая лекция переносит нас в XX век. Она называется «Наука – средство действия». В ней Оппенгеймер рассматривает проблемы, которые не возникали в предыдущие столетия – проблемы взаимоотношений между старыми знаниями и новыми открытиями. Вторые не опровергают первых; они обобщают и расширяют их. К тому же то, что еще вчера было предметом открытия, сегодня становится инструментом для новых открытий, новым методом исследования и действия. Наиболее ярким примером является альфа-частица, открытая Резерфордом и вскоре ставшая для него средством исследования атомного ядра.
Столкновения альфа-частиц с атомными ядрами и вытекающие из них превращения элементов могут изучаться в единичных случаях, поскольку энергия, выделяемая даже при единичном столкновении или превращении, огромна по сравнению с энергией химических реакций и может быть зарегистрирована посредством тех изменений, которые она производит в миллионах атомов внутри регистрирующих приборов и которые мы можем с помощью хитроумной аппаратуры усиливать по нашему желанию.
Благодаря альфа-частицам Резерфорд смог предложить первую «модель» атомного ядра и определить диаметр того незначительного пространства, в котором заключены положительные заряды атома – всего лишь одна десятитысячная часть диаметра самого атома! Он впервые осуществил превращения элементов. Чедвик, повторяя с альфа-частицами опыты Бете и Беккера и супругов Жолио-Кюри, установил существование нейтрона. А нейтрон, в свою очередь, стал инструментом для дальнейших исследований, тем более действенным, что, будучи электрически нейтральным, не нуждается в затрате энергии на преодоление электрического поля атомного ядра.
В настоящее время физики располагают значительно более мощной артиллерией для изучения атома, чем альфа-частицы Резерфорда и нейтроны Чедвика. Это – частицы космического излучения и элементарные частицы, разгоняемые в гигантских ускорителях лабораторий. Но еще прежде, чем ученые получили эти средства, им стало ясно, что система, состоящая из атомного ядра и сопровождающих его электронов, сильно отличается от Солнца и сопутствующих ему планет, что внутри этой системы не действуют законы ньютоновской механики и «что надо воспринять новые идеи по многим основным точкам зрения – таким, как причинность и даже природа объективности некоторых частичек физического мира». Таким путем мы подходим к изложению квантовой революции, которой посвящены третья и четвертая лекции: «Наука в ее развитии» и «Атом и пустота в третьем тысячелетии».
Оппенгеймеру выпала привилегия пережить великое достижение разума – квантовую революцию – в период обучения в британских и немецких университетах, и для воспоминаний о ней он находит лирические, почти мистические интонации. Здесь нам удается почувствовать всю разницу между наукой, которая еще только устанавливается, новой теорией, текущей как синтезирующаяся материя в жестком ложе математических формул, и уже готовым учением, установившейся и сформировавшейся теорией в том виде, как ее сегодня преподносят те, кто унаследовал ее от своих предшественников.
Опыт первых открытий в области атомного ядра – здесь слову «опыт» следует придать некоторый мистический оттенок – непередаваем. Равным образом, не может быть речи и о том, чтобы передать сущность всех этих открытий неподготовленным слушателям. Какую же надежду оставляет им Оппенгеймер?
«Мы должны рассказывать о сюжете наших открытий не так, как об этом говорил бы сонм ученых-специалистов, но как сказал бы человек, который жаждет при помощи аналогий, описаний и веры понять то, что другие обдумали, открыли и свершили. Такими бывают рассказы бывалых солдат, вернувшихся из чрезвычайно трудного и героического похода; рассказы исследователей, только что спустившихся с вершин Гималаев; рассказы о тяжелых болезнях или о мистическом общении с богом. Все эти истории передают немногое из того, что пережил сам рассказчик. Это нити, которые связывают нас друг с другом в обществе и превращают нас в нечто лучшее, нежели изолированные индивидуумы».