Но Роберта нужно было поставить на место хотя бы ради нее, если не для чего-то другого. Мисс Джилди жестом усадила класс за парты и повернулась к стоящему Роберту.
- Роберт, - сказала она, - я хочу, чтобы ты извинился за то, что сейчас случилось.
- Извините, пожалуйста, мисс Джилди, - сказала Роберт, и казалось, что он вот-вот расплачется.
Сердце ее затвердело. "Я прошу прощения, мисс Джилди. Это больше не повторится", - подсказала она.
Через силу Роберт сдержал слезы.
- Я прошу прощения, мисс Джилди. Это больше не повторится, - пробормотал он и бессильно опустился на свой стул.
- Вот и хорошо, - сказала мисс Джилди, глубоко вздохнула и обвела глазами притихший класс. - Возможно, это станет назиданием для всех нас.
Урок прошел не совсем гладко, но мисс Джилди утешала себя, что до конца полугодия оставалось всего несколько дней, а потом, даст Бог, будут сад и уютное крыльцо старого дома для соседских разговоров летними вечерами, а потом следующее полугодие и новые лица в классе без Роберта среди них. Позже, закрывая окна класса, когда все уже разошлись, она вдруг заметила толпу учеников на тротуаре рядом с автобусами: почти весь шестой класс обступил Роберта, и он был центром внимания. Она приложила лицо к стеклу и увидела, как он всё время чему-то кивает, и тут же отодвинулась от окна со странным чувством вины.
"Он всего лишь ребенок, - убеждала она себя, - всего лишь ребенок", но эта мысль ничуть не смягчила ее обращенного на мальчика гнева, застрявшего комом в горле.
Это случилось в четверг, но во вторник на следующей неделе, последней неделе перед каникулами, мисс Джилди остро ощутила напряженную атмосферу в классе. Обычно ожидание близких каникул действовало на класс как бурный реактив, брошенный в спокойную жидкость. В глубине шло брожение и бурление, прорывавшееся на поверхность неудержимым прысканьем и перешептываньем, пока не закипало ключом, уносившим все дисциплинарные запреты в общем порыве веселья и радостных чувств.
Так на ее памяти было всегда, но теперь случилось что-то странное. Перед ее испуганными глазами весь шестой класс, даже самые отчаянные проказники, превратились в замерших роботов. Весь класс с сомкнутыми на партах руками и пугающим напряжением устремленных на нее глаз повиновался ее самым тихим просьбам, будто это были громогласные команды. А когда она шла по проходу между партами, все как один, словно подражая Роберту, в страхе отстранялись от нее.
Мисс Джилди не хотелось думать о том, что собственно всё это может означать, но мужественно вынудила себя к поиску ответа. Может ли это означать, спросила она себя, что все думают, как Роберт, и решили ей это таким образом показать? И если бы они понимали, как это жестоко, поступили бы они таким образом?
Ее коллеги иногда рассказывали о таких проблемах в учительской, где их можно было обстоятельно обсудить. Может быть, такое необычное состояние шестого класса случалось и раньше в других классах? Может быть, она сама всё вообразила: ведь страшно подумать, что стареющие люди, оглядываясь назад, иногда вспоминают прошлое, которого никогда не было. Что же, в таком случае - мисс Джилди взглянула на себя с усмешкой - получалось, что она все тридцать восемь лет учила скучающую девицу, не имевшую ни крупицы ее опыта.
Но в потоке этих мыслей мисс Джилди понимала, что была одна истинная причина, по которой она не хотела появляться в учительской в эту последнюю неделю полугодия. Ей не принесли подарков, ни одного. Прежде трофеи от каждого ее класса вздымались высокими пирамидами у стены. Коробки раскрошившегося печенья, неуклюже обернутые банки варенья, шарфы, косынки, бесчисленные коробочки с носовыми платками были знаками торжества каждого учителя. И мисс Джилди, все годы в районной школе номер три смущенно гордившаяся тем, что ее пирамида в конце каждого полугодия была выше других, на этот раз не получила еще ни одного подарка от шестого класса.
Однако когда она отпустила класс после занятий, завороженность прошла. Она заметила, что всего несколько учеников всё еще слонялись в коридоре у дверей, но Роберт оставался на месте. Когда она собирала вещи, он подошел к ней с коробкой в протянутой руке. Судя по форме, это была коробка конфет, и судя по обертке - дорогих. Машинально она протянула руку, но задержала ее на полпути. "Он никогда загладит свою вину за то, что он мне причинил, - разгневанно сказала она себе. - И я не позволю ему".
- Да, Роберт? - холодно сказала она.
- Это подарок вам, - сказал Роберт, разворачивая обертку под гипнотизирующим взглядом мисс Джилди.
Он аккуратно сложил бумагу на столе и поднял крышку коробки, открыв шоколадные конфеты в ней.
- Мама сказала, что это самая большая коробка, которая у них была, - с грустью сказал Роберт - Разве вы совсем их не хотите?
Мисс Джилди охватила невольная слабость.
- Ты думал, что после всего того, что случилось, я их возьму? - спросила она.
Роберт немного подумал.
- Ну, хорошо, - сказал он, наконец. - Если хотите, мисс Джилди, я сейчас съем одну конфету у вас на глазах.
Мисс Джилди отпрянула, будто услышав донесшееся из неведомой дали предупреждение: "Не позволяйте ему сказать ни слова больше, - возопил в ней внутренний голос, - он просто разыгрывает вас. Это одна из его ужасных штучек", и тогда она ответила мальчику:
- Почему бы это я вдруг захотела, чтобы ты съел конфету?
- Тогда бы вы увидели, что они не отравлены и не испорчены. Тогда вы, правда, поверили бы мне.
Она была готова к этому. Еще до того, как он произнес эти слова, она ощутила, что ее тело напрягается всё сильнее, предугадывая то, что, она знала, сейчас произойдет. Сам звук произнесенных слов спустил в ней перенапряженную пружину.
- Ты маленькое чудовище! - прорыдала она и ударила наотмашь по протянутой ей коробке, отлетевшей до дальней стены, а шоколадки каскадом рассыпались по всему классу.
- Как ты смеешь! - закричала она. - Как ты посмел!
Ее костлявые кулачки заколотили по плечам и спине Роберта, пытавшегося увернуться.
Он полуобернулся в проходе, поскользнулся о шоколадку и упал на колени, но прежде, чем он успел подняться, мисс Джилди вновь набросилась на него, а ее кулачки молотили по нему, как пара неутомимых колотушек. После первого удара Роберт заорал во всю силу легких, но до ушей мисс Джилди донеслось лишь слабое жужжание.
- Мисс Джилди!
Она поняла, что это был голос директора, и очевидно руки мистера Харкнесса оттащили ее так грубо, что она едва устояла на ногах, ухватившись за парту. Она стояла, обмякнув, ощущая бешеный стук сердца и тошнотворное кружение в себе стыда и страдания, стараясь вновь обрести черты расплывшегося в глазах класса.
Стайка любопытных мордашек собралась у открытых дверей. Видимо, они и позвали мистера Харкнесса, а теперь он сам выслушивал Роберта, который то что-то говорил, то ревел, и во всём был полный беспорядок. Да, мелькнула в затуманенной голове мисс Дейзи смутная мысль, это, должно быть, пятна от шоколада. Пятна шоколада повсюду в ее любимом чистом классе. Потом Роберт ушел, лица у двери тоже пропали, и дверь за ними закрылась. Остался только мистер Харкнесс, и мисс Джилди видела, как он снял свои очки, тщательно протер их, потом удалил на расстояние вытянутой руки и внимательно осмотрел перед тем, как опять водрузить на нос.
- Ну, мисс Джилди, - сказал он, будто обращаясь скорее к очкам, а не к ней, - это уже дело серьезное.
Мисс Джилди кивнула.
- Меня тошнит, - сказал он спокойно, - буквально тошнит от мысли, что кто-то в школе, в которой я пытался внедрить подобающие педагогические методы, применяет физические наказания.