РОБЕРТ М. ВЕГНЕР
КРАСИВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ ВСЕХ ВРЕМЕН
(Robert M. Wegner — Najpigknejsza historia wszystkich czasow)
Город был разрушен. Не так, как сравнивает города с землей ковровая бомбардировка, но вовсе и не так, как искалечивает городскую ткань длительный артиллерийский обстрел. Война, пришедшая на окраины города, была войной современной, войной разумного оружия, мыслящих снарядов, автоматических истребителей и боевых роботов. Подобная война уничтожает города, словно сумасшедший хирург, вырезающий из здорового организма важнейшие органы. Электростанция, водопровод, радио– и телевизионные станции — пали в течение нескольких первых часов. Многотысячная масса обитателей, лишенных электричества, воды и доступа к информации, вытекла из города и двинулась на запад, попеременно подталкиваемая волнами паники и отчаянной надежды. Лишь бы подальше от надвигающейся армии, лишь бы поближе к союзным войскам, несущим спасение и освобождение.
Обе армии дошли до города одновременно. Одна окружила его с востока, другая — с запада. Было объявлено перемирие, ненадежное и хрупкое, и никто из командующих не желал рисковать ведением боевых действий. Только предместья, время от времени, еще взрывались канонадой, подрывами уничтожаемых боевых автоматов, разрывами дальнобойных снарядов. Центр города война, до времени, обошла. И тот расцвел своей собственной жизнью.
Двое парней и девушка сидели перед старым, помнящим еще времена Герека[1] крупноблочным домом. Они лениво подставляли лица лучам пополуденного солнца и неспешно разговаривали.
— Этот придурок Греверс снова сегодня звонил. Спрашивал, можем ли мы добыть какие–нибудь части русских Жаб. Якобы, вчера американские истребители развалили парочку, к югу от реки.
Отозвавшемуся парню на вид было лет семнадцать–восемнадцать. Он носил грязные джинсы, начищенные до блеска военные ботинки и противоосколочный жилет, надетый на голое тело. Татуировки покрывали его руки и большую часть мощной грудной клетки. Светлые волосы он пристриг всего лишь до пары сантиметров и поднял торчком.
— Не скули, Лукаш… И не порть настроения, — буркнула девушка. — Сегодня у нас именины, помнишь? А уже потом будем беспокоиться тем уродом.
Она придвинулась ко второму парню и положила голову ему на плечо. Тот только улыбнулся. Он представлял собой полную противоположность блондину — худощавый, темноволосый, со светлыми словно летнее небо глазами. Великоватый, размера на два, военный мундир молил, чтобы зашить многочисленные разрывы, только хозяину это явно не мешало. Выглядел он самым младшим из всех троих.
— Завтра проверим, осталось ли хоть что–нибудь от них, — буркнул он себе под нос и погладил девушку по голове. Если только Греверс сообщит нам месторасположение. Не станем, как в последний раз, три дня лазать по развалинам, словно идиоты.
Он замолк, давая понять, что тема исчерпана.
Тишину прервал отзвук шагов.
— Пан комендант, Бодек только что доложил, что с русской стороны к нам направляется какой–то солдат.
Темноволосый измерил старшего, чем он сам, мужчину мрачным взглядом.
— Я же просил, пан Мариан, чтобы вы не называли меня комендантом.
— Какой–то порядок быть должен, — на бородатом лице подошедшего появилась робкая улыбка. — Опять же, ты сам, Куба[2], скомандовал, что как только русские будут на виду, переходим на военный режим. Вот теперь и имеешь «коменданта Якуба».
Парень нежно чмокнул девушку в щеку.
— Желаю всего наилучшего в день именин, Кася[3]. Какой тебе хочется подарок?
Та легко усмехнулась.
— Мне хотелось бы, чтобы сегодня все обошлось без стрельбы. Только не в мои именины.
Темноволосый парень отдал ей шутливый салют.
— Так точно, пани комендантша! — после чего повернулся к прибывшему. — Идет сам?
— Бодек говорит, что ведет какую–то девушку.
— Девушку?
— Да.
Парень наморщил брови.
— Странно, холера. Даже не странно — невозможно. Пан Мариан, тихая тревога, женщин и детей в подвалы, боевые дружины выдвигаем на посты. Это может быть какая–то лажа. Лукаш, идешь?
— Ясное дело, или что, буду тут сидеть сам, — блондин поднялся с улыбкой, отрепал штаны. Если учесть количество уже украшавших их пятен, в этом жесте не было ничего, кроме привычки.
Девушка засмеялась и тоже встала.
— Тогда я проверю, как там в госпитале. Быть может, после возвращения моим героям нужно будет где–нибудь прилепить пластырь.
Якуб уже на бегу погрозил ей пальцем и помчался в сторону дома.