Во время этих шествий из дома в дом, маскарадов, святок, в которых нередко принимало участие несколько сот пьяных людей, "игра" была такая "трудная, что многие к тем дням подготовлялись как бы к смерти", а многим она стоила здоровья и даже жизни.
И вполне естественно, что боярская Москва с замиранием сердца следила за своим царем: вернет ли ему Бог рассудок, пойдет ли он по пути отца и деда или навсегда собьется с дороги. И куда повернет этот "пьянчужка - царь", "царь Кокуйский" святорусскую землю и матушку Москву, кто знает".
В "Истории русского театра" Н. Евреинова, изданной недавно Чеховским издательством, мы читаем: "Не только в самом театре - понимая "театр" в популярном смысле этого слова, - но и во всевозможных обрядахпародиях на театрализацию, для которой, Петр не жалел ни времени, ни денег, легко заметить ту же политико-преобразовательную тенденцию, неуклонно проводимую этим царем почти во всех областях государственного правления.
Насаждая всюду европейское просвещение, Петр I боролся, путем этих театральных пародий, как со старинными обрядами языческого происхождения, так и с обрядами чисто церковными, получившими верховное благословение Патриарха" (подчеркнуто мною. - Б. Б.).
Плохо это или хорошо, когда царь борется с помощью кощунственных пародий с церковными обрядами, одобренными Патриархом, - это господина Евреинова мало интересует, он отмечает только, что эта борьба была "особенно интенсивна" "и потому на редкость красочно-театральна" (в "аттракционных целях"). "Видя в консервативной церковной власти очаг сопротивления. его реформам, - равнодушно повествует Н. Евреинов, Петр "был принужден к "субординации" непослушной ему церкви всякими мерами, кончая провозглашением самого себя главою православной Церкви и упразднением патриаршества. Отсюда становится понятным, "Всешутейший всепьянейший Собор", периодическому ритуалу которого Петр придал столь соблазнительно-сатирическую форму и для которого не пожалел времени на подробную театральную разработку деталей".
Несмотря на свое восхищение "на редкость красочно-театральной постановкой сборищ членов "всешутейшего собора" Н. Евреинов все-таки признает, что "если бы при театральных пародиях подобного рода присутствовали только члены "всешутейшего собора", можно было бы не придавать им большого значения; мало ли как коротают время великие мира сего! Но на эти безжалостно-сатирические пародии были допускаемы и посторонние зрители и притом в таком количестве, какое позволяет говорить о "народе", как о массовом свидетеле всех этих издевательств - театральных потех". "Это-то и требовалось зачинателю подобного рода театральных пародий. Смех убивает - знал этот большой юморист, смех изничтожает, в глазах других, то чему они поклоняются. А предметом этих театральных пародий служило как раз то, что, по мнению Петра, подлежало изничтожению".
В революционной деятельности Петра было много надуманного, лишнего. Лишней и абсолютно вредной была та сторона его деятельности, которую известный театральный деятель Н. Евреинов в своей "Истории русского театра" называет "театрализацией жизни". Будучи западником Н.
Евреинов, конечно, восхищается и этой стороной деятельности царяреволюционера. "Эта задача великой театрализации жизни, - пишет он, была разрешена Петром с успехом неслыханным в истории венценосных реформаций. Но на этой задаче, по-видимому, слишком истощился сценический гений Петра!" Какую же задачу поставил Петр в области "театрализации жизни?" На этот вопрос Н. Евреинов отвечает так: "Монарх, самолично испытавший заграницей соблазн театрального ряжения, восхотел этого ряжения для всей Руси православной". Эта дикая затея не вызывает у Н. Евреинова никакого возмущения, а наоборот, даже сожаление. "На переряжение и передекорирование Азиатской Руси, - пишет он, - ушло так много энергии, затрачено было так много средств, обращено, наконец, столько внимания, что на театр в узком смысле слова, гениальному режиссеру жизни, выражаясь вульгарно, просто "не хватало пороху". О том, что на создание русского театра у Петра не хватало пороху, об этом Н. Евреинов сожалеет, а о том, что он всю Россию заставил играть трагический фарс, за это Н.
Евреинов называет Петра "Гениальным режиссером жизни".
Русские европейцы всегда извиняются за вульгарные обороты речи, и никогда за вульгарный стиль мышления.
XI. ПЕТР I И МАСОНЫ
Первые масонские ложи возникли в России после возвращения Петра из Европы. С масонами встречался и сам Петр и Б. П. Шереметьев.
"На Мальте, - сообщает Иванов, - Шереметеву была сделана самая торжественная встреча. Он участвовал на большом празднике Мальтийского ордена в память Иоанна Предтечи. Ему там давали торжественный банкет.
Гранд-магистр возложил на него драгоценный золотой с алмазами крест" (Иванов. От Петра I до наших дней).
По возвращении в Москву 10 февраля 1699 года Шереметев представился царю, на банкете у Лефорта, убравшись в немецкое платье и имея на себе мальтийский крест. От царя он получил "милость превысокую".
Царь поздравил его с Мальтийской Кавалерией, позволил ему всегда носить на себе этот крест, и затем состоялся указ, чтобы Шереметев писался в своих титулах "Мальтийским Свидетельствованным Кавалером".
"В России свет масонства, - пишет Т. Соколовская, - проник по преданию при Петре Великом: документальные же данные относятся к 1731 году".
Известный Пыпин в своем исследовании "Русское масонство" пишет, что "масонство в Россию по преданию ввел сам Петр, он будто был привлечен в масонство самим Кристофором Вреном (или Реном), знаменитым основателем английского масонства; первая ложа существовала в России еще в конце XVII ст. Мастером стула был в ней Лефорт, первым надзирателем Гордон, а вторым сам Петр. По другому рассказу Петр вывез из своего путешествия (второго 1717 г.) масонский статут и на его основании приказал открыть или даже сам открыл ложу в Кронштадте".
Вот почему, может быть, имя Петра пользовалось таким почитанием в русских масонских ложах, существовавших в 18 веке. Вот почему они распевали на своих сборищах "Песнь Петру Великому", написанную Державиным.
В одной рукописи Публичной Библиотеки, - сообщает Вернадский в своей книге "Масонство в царствование Екатерины II", - рассказывается, что Петр принят в Шотландскую степень св. Андрея". "Его письменное обязательство существовало в прошлом веке в той же ложе, где он принят и многие оное читали".
По указанию того же Вернадского "среди рукописей масона Ленского есть обрывок серой бумаги, на котором записано такое известие: "Император Петр I и Лефорт были в Голландии приняты в Тамплиеры".
В. В. Назаревский в своей книге "Из истории Москвы" сообщает, - "в находящейся в Москве Сухаревой Башне, по сохранившемуся преданию происходят тайные заседания какого-то "Нептуновского общества".
Председательствовал на этих тайных заседаниях друг Петра Первого масон Лефорт. Петр был первым надзирателем Нептуновского общества, а архиепископ Феофан Прокопович оратором этого общества. Первый адмирал флота Апраксин, а также Брюс, Фергюссон (фармазон), князь Черкасский, Голицын, Меньшиков, Шереметев и другие высокопоставленные лица были членами этого общества, похожего на масонское.
История и предания скрыли от нас происхождение и цель этого тайного общества, но среди москвичей еще долгое время спустя ходили слухи, что в Сухаревой Башне хранилась в тайне черная книга, которая была замурована в стену, заколочена алтынными гвоздями и которую охраняли двенадцать нечистых духов.
Доказать сейчас документально, что Нептуново общество было масонским и сам Петр был масоном, конечно, трудно. Но то, что он стал в значительной степени жертвой деятельности масонов, которые внушили ему мысль о необходимости превращения России в Европу, это несомненно. С масонами Петр общался в немецкой слободе, встречался со многими масонами он и во время своих заграничных путешествий.
Крайний космополитизм Петра - вероятно плоды внушений со стороны масонов, встречавшихся в разно время с Петром.