Робеспьер. Вы несправедливы, матушка. Нельзя же сваливать всех в одну кучу.
Старуха. Да разве в них разберешься? Все их путают... Был у нас когда-то добрый господин Марат. Был у нас тоже наш Робеспьер... Но он уже давненько ничего для нас не делает.
Робеспьер. Говорят, однако, что несколько месяцев назад он обещал разделить между бедняками имущество подозрительных лиц.
Старуха. Это так... Обещать-то нетрудно... А на деле ничего не видать!
Робеспьер. Вероятно, он не в состоянии сделать все, что хотел бы...
Старуха. Может, и так... Вот у нас и говорят: пусть лучше каждый работает на своем поле, а те, в Париже, пускай выпутываются, как знают... Верно я говорю? Чего ты голову повесил?
Робеспьер (с грустью). Да, матушка, я думал... Но я ошибся... Я верил, что у нас будет великое братство, союз всех честных людей...
Старуха. Когда-нибудь и будет, только не скоро, не скоро, сынок. Не унывай! Мы помрем, когда это будет. Но раз будет, то не велика важность, живы мы или померли. Знать, что это случится, даже без тебя — и то хорошо, верно я говорю?
Робеспьер (поражен). Как вы догадались, матушка? Разве вы знаете меня?
Старуха (лукаво). А может, и ты его знаешь, этого самого Робеспьера?
Они обмениваются ласковой, понимающей улыбкой. Внизу слышен голос Симона.
Голос Симона (зовет). Максимилиан!
Робеспьер встает и уходит.
Занавес.
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ[11]
Вечер с 8 на 9 термидора (26—27 июля). Последние лучи заката. Широкий двор; в глубине — низкое деревянное строение со стеклянной крышей, похожее на мастерскую. Справа и слева — глухие стены домов. Слева узкий проулок выводит на пустыри. Главный выход на улицу — через коридор в углу стены, справа. Действующие лица входят и выходят с двух сторон, через коридор и через проулок; у правого и левого входов сторожат дозорные и опрашивают вновь прибывающих. При поднятии занавеса двор полон народу; все волнуются, окликают, спрашивают друг друга; образуются и тут же распадаются небольшие группы[12], все движется вокруг главной оси, в центре которой — Фуше. Несмотря на общее возбуждение, все стараются говорить тише; стоит громкому возгласу выделиться из общего хора, тотчас же раздается шиканье, и снова возобновляется гул, точно сердитое жужжанье ос, накрытых колпаком.
В начале сцены среди смутного шума и гомона, гневных восклицаний, жалоб и горьких упреков выделяются негодующие возгласы: Лекуантр, Тальен, Баррас, Бурдон, Карье, Реньо в бешенстве наскакивают на Билло и Колло, смущенных и мрачных. Фуше, не принимая участия в перепалке, следит за всеми и в нужный момент вмешивается в спор.
Тальен. Все потеряно! Мы пропали!
Баррас. Зачем вы допустили, как вы могли допустить, чтобы он вернулся и выступил в Конвенте? Он давно уже там не появлялся, мы надеялись, что его позабыли...
Колло. Он внушил якобинцам, будто мы препятствуем его выступлениям в Конвенте. Мы опасались, что народ поддастся на его подстрекательства и восстанет против Конвента. Наша тактика состояла в том, чтобы вернуть Робеспьера, при условии, что он согласится на примирение.
Баррас. Никаких условий он не принял, ничего не обещал. Вас одурачили, как баранов.
Колло. Кто мог предполагать, что через три дня после соглашения он сорвется с цепи и не пощадит никого из нас?
Карье. Вы сами поощряете его, подлые трусы! Пока он говорил и поливал вас грязью, никто из вас и пикнуть не посмел.
Матьё Реньо. Да разве можно было его прервать? Все слушали, затаив дыхание. Мы не подумали о силе его проклятого красноречия.
Лекуантр. Почему никто не заткнул ему глотку? Чего ты смотрел, Билло? Ты же его знаешь и так люто ненавидишь. Тебе надо было разоблачить его, пока он не успел взойти на трибуну.
Билло. Уж кому-кому, а не тебе меня учить, Лекуантр! Бесстыдный хвастун! Похвалялся, что заколешь кинжалом Пизистрата, а не успел он замолчать, ты первый стал вопить, чтобы речь его отпечатали. А кто помешал этому? Я!
Лекуантр. Верно, я краснею за себя! Сам не знаю, что со мной случилось. Все кругом приветствовали его. Меня точно волной подхватило.
Фуше. Пока он говорит, ничего нельзя поделать. Главное — заткнуть ему рот. Но сначала мы должны обо всем столковаться. Мы больше не можем позволить себе роскошь доверяться случаю. Надо все обсудить заранее. Еще одно такое поражение, как сегодня, и все сроки будут упущены. Завтра все решится. Либо вы объединитесь, чтобы сокрушить тирана, либо погибнете все до одного. Вы слышали, как он угрожал всему Конвенту?