Элизабета. Ну и что же?
Леба (не желая объяснять). Ничего. Не стоит говорить об этом. Словами не поможешь.
Элизабета (не поняв). Чему не поможешь? Ты же свободен! Вернемся домой!
Леба. Нет, дорогая. Именно сейчас надо отстоять Свободу, которую нам возвратили. Я приду домой не раньше, чем битва будет выиграна.
Анриетта (тихо). А ты убежден, что она будет выиграна?
Элизабета. Не понимаю! Зачем же еще сражаться, когда весь народ за тебя?
Леба. Хорошо, если бы так!
Анриетта (вполголоса). Филипп! Скажи мне: разве ваше положение опасно?
Леба (вполголоса). Положение серьезное. Скорее возвращайтесь домой, дорогие мои! Анриетта! Поручаю ее тебе. (Указывает на Элизабету.)
Анриетта. Позволь нам подождать тебя в Ратуше.
Леба. Нет, нет, не теряйте времени! С минуты на минуту Ратуша будет оцеплена. Торопитесь, пока путь еще не отрезан.
Элизабета. Пускай будет отрезан! Мы же все вместе. И останемся вместе.
Леба. Здесь для вас опасно. Вспомни нашу поездку в Эльзас. Я не мог взять тебя и Анриетту с собой в лагерь. И вам пришлось вернуться к себе. Отведи ее домой, Анриетта. Элизабета, сердце мое! Твое место около нашего малютки. Если все кончится благополучно, я вернусь к утру. Что бы ни случилось, поручаю вас друг другу и вам обеим поручаю ребенка. Если же... мало ли что может случиться... берегите его, не дайте ему изведать чувство ненависти: этот яд отравляет человека, от него гибнет наша прекрасная Революция!.. Скажите моему сыну, что его отец всегда стремился уберечь себя от этой отравы. Внушите ему любовь к родине! Не сетуйте на меня, дорогие, что я всегда любил отчизну сильнее, чем вас! Зато я люблю вас гораздо больше, чем себя самого.
Элизабета. Ах, значит ты не любишь меня! Ты должен любить меня больше всего на свете. А больше, чем себя, — этого мало.
Леба (улыбаясь). Мало?
Элизабета (обнимая его). Нет, много. Ты для меня все... Ну зачем только родина отнимает у меня любимого?.. Ненавижу ее!
Леба. Нет, дружок, люби ее всем сердцем, если любишь меня. Ведь родина — это я, это ты, это все, что мы любим, о чем мечтаем, все, что останется, когда нас уже не будет на свете. Родину зовут матерью, а ведь она наше дитя...
Элизабета. Наш дорогой малыш! О да, защищай его, я тоже буду его защищать.
Появляется Сен-Жюст. Подходит сзади и кладет руку на плечо Леба.
Сен-Жюст. Привет, друг!
Леба. Сен-Жюст! Тебя тоже тюрьма не приняла?
Сен-Жюст. Да! Судьба торопит нас. Мы не сумели управлять ею. Что ж, она поведет нас за собой.
Леба. Куда же?
Сен-Жюст. Если отдаешь себя в руки судьбы, все уже наполовину потеряно.
Леба. А быть может, мы одолеем судьбу?
На башенных часах бьет одиннадцать.
Сен-Жюст. Мы узнаем об этом еще до наступления полуночи. Прощайте, Анриетта. Не жалейте ни о чем. Вы видите, нам было отпущено слишком мало времени. Я не мог дать вам счастья.
Анриетта. Я и не хочу счастья. Я хочу разделить вашу судьбу, какова бы она ни была, — и здесь и в вечности. В этом вы не можете мне отказать.
Сен-Жюст. Ну что ж, пусть будет так. Вы достойный друг. И простите меня — ведь я хотел уберечь вас от своей злосчастной судьбы. (Долго глядит ей в глаза, потом порывисто целует в губы и быстро уходит.)
Леба, вырвавшись из объятий Элизабеты, следует за Сен-Жюстом. Оба в одно мгновение исчезают в толпе. Женщины остаются одни. Анриетта стоит, безвольно опустив руки, вся трепещущая, прерывисто дыша, с блуждающим взглядом. Элизабета дотрагивается до ее плеча.
Элизабета. Анриетта!.. Милая, приди в себя! Пойдем домой! Теперь уже я поведу тебя. (Насильно уводит ее в сторону набережной.)
Анриетта все еще не может произнести ни слова. В толпе начинается ропот.
Толпа. Какого черта мы толчемся здесь, на площади?
— Ну как? Выступаем? Или ночевать здесь будем?
— Еще нет приказа.
— Куда это запропастился Кофиналь с нашим пьянчугой?
— Они пошли в Ратушу. Бросили нас здесь — поступайте, мол, как знаете!
— Неужто нам всю ночь здесь торчать?
— Секции Мюзеум давно уже был дан приказ разойтись по домам. Коммуна, правда, запретила им это, но они, один за другим, давай удирать с площади! Я сам видел.
— Я бы тоже дал тягу, кабы только Симон отвернулся. (Пытается улизнуть.)
Симон Дюпле. Эй, ты, не выходи из строя! Куда пошел?
Секционер. Помочиться.
Симон. Помочишься тут, в строю.
Секционер. Совестно.
Симон. Ну, секцию Пик этим не испугаешь.
Секционер. Слушай, Симон! Чего ради мы торчим на площади? Делать нам здесь нечего. Только стоим зря. Уж лучше бы подождать в кабачке на углу, если что случится — прибежим. У меня в глотке пересохло.