3. Снова улица под дождем. Карета следует дальше, обрызгав юношу грязью. Он встает с колен, скомкав рукопись, которую так и не успел дочитать, смущенный и мрачный. Карета медленно удаляется в гору по улице Сен-Жак...
4. И в тумане, сгустившемся над этой сценой, появляются очертания гильотины...
Эти четыре видения не поясняются ни единым словом. В словах нет надобности. Silet, sed loquitur...[29]
Новое видение.
Вскоре туман рассеивается.
Солнечный день в Эрменонвиле, на острове Тополей. Перед могилой Жан-Жака Руссо, увенчанной урной, юный Робеспьер стоит на коленях, как некогда перед королевской каретой. Но теперь лицо его выражает скорбь и благоговение. Он приник лбом к могильной плите. На гробнице высечена надпись: «Здесь покоится друг Природы и Истины». Могилу окружают высокие тенистые деревья. Щебечут птицы.
Голос. О Жан-Жак, о мой учитель! Я видел твои величавые черты, отмеченные печатью горьких невзгод, на которые обрекла тебя людская несправедливость. Взирая на тебя, я постиг тяготы благородной жизни, посвященной служению истине. Я тоже жажду нести это бремя. На чреватом опасностями поприще, которое открывает перед нами небывалая, невиданная доселе Революция, я даю клятву следовать по стопам учителя!
Видение.
Над распростертым у могилы юношей появляется тень Жан-Жака Руссо и кладет руку на плечо Робеспьера; Робеспьер, не оборачиваясь, выпрямляется.
Голос Жан-Жака. Несчастный! Знаешь ли ты, что сулит тебе этот путь?
Голос Робеспьера. Если даже мне суждены твои страдания, я благословлю их, они священны для меня. Я не боюсь неблагодарности и ненависти людей, ибо, подобно тебе, я твердо знаю, что всегда желал только блага людям.
Голос Жан-Жака. Горше всего не то зло, что причиняют тебе люди.
Голос Робеспьера. А что же?
Голос Жан-Жака. Для души, подобной твоей, горше всего то зло, которое ты сам причиняешь людям, желая сделать им добро...
Видения.
Сцена меняется.
1. Париж, вооруженный народ, улица в Сент-Антуанском предместье. В глубине высятся башни Бастилии. Шумная, ликующая толпа устремляется туда бурным потоком. Ружейные выстрелы, пушечная пальба. Вопли и крики. Толпа с ревом проносится мимо. На острие пики качается отрубленная голова. Тридцатилетний Робеспьер, депутат третьего сословия, в темном строгом сюртуке, отступив к стене дома, смотрит на толпу, бледнея от ужаса.
2. Зал Учредительного собрания. На трибуне заканчивает свою речь Мирабо. Собрание внимает ему с энтузиазмом. Депутаты толпятся, ходят, собираются группами, шумно спорят. Со скамьи поднимается никем не замеченный молодой депутат из Арраса, неловкий и застенчивый, в больших очках. Он нерешительно пробирается сквозь толпу к переполненной трибуне, откуда по ступенькам спускается Мирабо. Столкнувшись с ним, Мирабо меряет взглядом с ног до головы юного депутата, похожего на педантичного классного наставника; тот, растерявшись, невольно уступает ему дорогу. Заметив смущение новичка, Мирабо хлопает его по плечу, благодушно подталкивает к трибуне и удаляется, тут же позабыв о нем. Поднявшись на трибуну, Робеспьер листает свою рукопись, откашливается, начинает говорить. Никто в зале его не слушает. Все громко болтают, повернувшись к оратору спиной.
3, 4, 5. В последующих трех картинах упорно повторяется все та же декорация: на переднем плане слева возвышается трибуна, общий тон — нарочно смутный, туманно-серый. (Робеспьер близорук, и зал представляется ему неясно, в виде шумной, движущейся массы, откуда, как из темной бездны, выплывают и приближаются к трибуне какие-то фигуры.) И в каждой картине неизменно, три раза подряд, виден Робеспьер, подымающийся на трибуну. Но с каждым разом окружающая его обстановка меняется.
Во второй раз, лишь только Робеспьер начинает говорить, два-три депутата перебивают его язвительными шутками, и в собрании раздаются смешки; оратор приходит в замешательство, но тут же овладевает собой и упрямо продолжает свою речь. В третий раз на лицах депутатов вокруг трибуны появляется совершенно иное выражение, серьезное, внимательное, но враждебное. Видно, как нарастает злобное сопротивление Робеспьеру. На экране, по мере того как он говорит, расступаются стены, и в глубине, за трибуной, открывается парижская улица. Там, на заднем плане, слева толпа мужчин и женщин, пока еще редкая; но постепенно она растет и сгущается позади Робеспьера, словно могучей волной омывая подножие трибуны.
В четвертый раз — в Учредительном собрании взрыв возмущения против Робеспьера. Робеспьер на трибуне. Он говорит бесстрастно, вполне владея собой, шум и ропот жирондистов стихает. Справа видны исступленные лица, гневные жесты, сжатые кулаки, угрожающие оратору. А с другой стороны, слева, приближается и растет, наводняя зал, захлестывая ступеньки трибуны, волна народа, — народа бедного, босого, в лохмотьях; в конце картины вооруженный люд с пиками в руках заполняет уже всю сцену, громко прославляя Робеспьера.