Первый жандарм (заметив Сен-Жюста). Дайте же ему посмотреть на своего учителя!
Толпа расступается и пропускает Сен-Жюста; тот, подойдя к столу, склоняется над Робеспьером. Они без слов обмениваются долгим взглядом, полном любви и преданности... Сен-Жюст выпрямляется и глазами указывает Робеспьеру на доску[31], прибитую к стене над его изголовьем.
Сен-Жюст. Декларация прав человека... Наше создание... Она победит!
Занавес.
КАРТИНА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Заключительная сцена для народного театра. В тот же день, 10 термидора (28 июля), около 6 часов вечера. Площадь Революции (ныне площадь Согласия). Вид на площадь с угла, возле террасы Тюильрийского сада (со стороны нынешней улицы Риволи). Находящиеся на сцене видят гильотину посреди площади, но из зрительного зала ее не видно. Густая толпа внимательно, тревожно, настороженно смотрит на площадь. Многие поднимаются на цыпочки, некоторые несут на плечах детей.
В заднем ряду (ближе к публике), прижавшись к стене террасы, стоят Билло, Баррер, Матьё Реньо, Бабеф, потрясенные и безмолвные. Карье с трудом сдерживает прерывистое дыхание. Поодаль стоят Межан, Коллено, шпионы, подвизающиеся в Комитете, мюскадены.
Впечатление огромной толпы, которая, простираясь за пределы сцены, бушует и волнуется, словно океан. Занавес подымается в ту самую минуту, когда, под резкую барабанную дробь, падает голова Робеспьера. При этом звуке толпа содрогнулась и отхлынула с громким криком «а-а!».
Голос из толпы. Ты слышал, как волк завыл?
Kaрье (в неистовстве). Скатилась с плеч голова тирана!
Голос (из группы Межана и мюскаденов). Смотри, Карье, как бы и твоя не скатилась!
На площади наступает глубокая тишина. Реньо и Билло, опустив головы, не смеют поднять глаза.
Реньо (удручен). Приди в себя, Билло!
Билло (тоже удручен). Уже кончено?
Голоса в толпе. Нет, еще один.
— Кто это?
— Сен-Жюст.
— Он будет говорить?
— За весь день он не разомкнул губ...
Мгновение полной тишины; толпа затаила дыхание. Затем громкое «а-а!», как удар топора — и больше ни звука.
Коллено. Счет закрыт.
Межан (искоса взглянув на Билло, Реньо и других). Нет, пока еще нет. Счет остается открытым. (Направляется к Бабефу, отвернувшемуся, чтобы не видеть площади.) Поздравляю, Бабеф. Не прошло и недели, как ты вышел из тюрьмы, а времени даром не потерял.
Бабеф (со стоном). Нет, нет, я этого не совершал!
Матьё Реньо. Мы это сделали! Мы все, и ты тоже, Бабеф, мы совершили самоубийство!
В этот миг Билло, до сих пор молчавший, в отчаянье хватается за голову и, расталкивая соседей, бросается прочь.
Реньо (удерживая его за руки). Нет, Билло! Теперь не время бежать... Слышишь? Мы должны держаться вместе.
Остервенелая, бушующая толпа подступает к ним... Вой, рев, визгливые плясовые напевы, ликующие злорадные песни. Реакция сразу подняла голову; она страшна в своем неистовом, разнузданном натиске. Тайные агенты и мюскадены Межана науськивают людской поток против якобинцев, инстинктивно сплотившихся на углу площади.
Беснующаяся толпа (остановившись против якобинцев). А про этих забыли?
— Им тоже не миновать ножа!
— И по ним гильотина плачет!
— На фонарь их!
В один миг группа вожаков термидора становится одинокой, как скала, на которую обрушиваются морские валы, и в один миг она смыкает ряды, стараясь сдержать разъяренный людской поток. В этой ожесточенной самозащите чувствуется ужас перед свершившейся непоправимой катастрофой. Термидорианцы обмениваются с толпой яростными возгласами.
Матьё Реньо (кричит). К оружию! Враг прорвался на площадь!
Билло. Революция в опасности! Сюда, Колло! Баррер! Сюда, Фуше!
Бабеф. Ко мне, якобинцы, кордельеры! Сюда, рабочий люд!
Баррер (увидев солдат, подает им знак). К нам, солдаты Республики!
Солдаты (пробивая себе путь среди враждебной толпы). Мы с тобой, Баррер! (Расталкивая мюскаденов.) Назад, сволочь, вон отсюда, королевские псы! Мы отогнали врагов от границ Франции. Мы не дадим им завладеть Парижем.
Гош (появившись среди солдат, становится рядом с группой якобинцев). Я — Гош. Я только что из тюрьмы. Я встретил там Сен-Жюста, который заточил меня в крепость. Я обнял его. Мы так горячо любили Республику, что ревновали к ней друг друга. Но сейчас, когда Республике грозит опасность, мы все как один встанем на ее защиту.
Матьё Реньо (взобравшись на выступ террасы, позади других, громко взывает). Встанем все как один, живые и мертвые! Сюда, Марат! Восстань из могилы!