— Да, да, — поддерживают Шарлье несколько человек, — назовите их!
Это уже прямой вызов. Но Неподкупный, бледный и взволнованный, не принимает вызова.
— Я настаиваю на всем том, что уже высказал здесь, и заявляю, что не буду принимать участия в тех решениях, которые будут инспирированы с целью задержать рассылку моей речи.
Теперь исход предрешен. Поднимается Амар.
— Речь Робеспьера, — говорит он, — обвиняет оба Комитета. Если его суждение о некоторых членах Комитетов связано с интересами государства, то пусть он назовет их; если же это мнение носит частный характер, то один человек не должен затмевать собою всех; Национальный Конвент не должен заниматься вопросами оскорбленного самолюбия.
Робеспьер, который сказал уже все, что хотел сказать, промолчал. И Конвент отменил свое первоначальное решение о напечатании речи и рассылке ее по коммунам.
Партия в Конвенте была явно проиграна. Неподкупный отказался назвать имена заговорщиков и этим погубил все дело. Многие, о которых он даже и не помышлял, сочли, что он угрожает им. Те, на нейтралитет которых, во всяком случае, он мог рассчитывать, отвернулись от него. Почему он так поступил? По-видимому, он придерживался заранее составленного плана. Роли между робеспьеристами были распределены. Он хотел нанести общий, генеральный удар; довершить разгром и назвать имена заговорщиков должен был Сен-Жюст завтра, с этой же трибуны. Прения, развернувшиеся в Конвенте 8 термидора, опрокидывали этот план, но Робеспьер не пожелал или не сумел перестроить его на ходу; он упрямо решил действовать согласно намеченному, не учитывая того, что могло произойти за ночь в условиях, когда была дорога каждая минута. Заговорщики и здесь опередили его. Строгий сторонник парламентарных методов борьбы, расстроенный, но не обескураженный тем, что произошло, он твердо рассчитывал продолжить начатую кампанию завтра, в то время как этого завтра уже не было.
После заседания Конвента Робеспьер отправился домой. Его с нетерпением ожидали. Максимилиан рассказал о том, что произошло в Собрании. К удивлению домашних, он был абсолютно спокоен. Он не скрывал своего огорчения, но и не терял надежды.
— Я больше ничего не жду от Горы, — ответил он на вопрос Мориса Дюпле. — Они хотят избавиться от меня, как от тирана; но большинство Конвента выслушает меня.
Прикинув, что до начала совещания у якобинцев остается еще добрых два часа, Максимилиан предложил Элеоноре, пользуясь хорошей погодой, совершить прогулку по Елисейским полям. Девушка порозовела от удовольствия. Они отправились в сопровождении верного Брунта. Был теплый вечер. Солнце садилось. Элеонора, прижимаясь к своему спутнику, стремилась рассеять его сосредоточенное настроение.
Она рассказывала ему о домашних делах, о своих заботах. Вдруг Максимилиан вздрогнул и указал рукою на горизонт. Солнце уже до половины опустилось за край земли. Небо вокруг него было красным… Сплошное море крови! Элеонора удивленно посмотрела в глаза Робеспьеру.
— Друг мой, это говорит лишь о том, что завтра будет хорошая погода!
Взгляд Неподкупного был тусклым и отсутствующим. Он ничего не ответил.
В клубе его встретили проявлениями самого шумного восторга. Робеспьер прочел свою речь, произнесенную днем в Конвенте. Затем, бросив на стол смятые листки текста речи и выждав, пока утихнет гром аплодисментов, сказал утомленным голосом:
— Братья, я прочел вам мое завещание. Сегодня я видел союз бандитов. Их число так велико, что вряд ли я избегу их мести. Я погибаю без сожаления; завещаю вам хранить память обо мне; вы ее сумеете защитить…
Буря потрясла своды старой церкви. Якобинцы, вскакивая со своих мест, устремлялись к трибуне и, поднимая руки в знак торжественной клятвы, выражали самую горячую любовь и верность оратору. Нет, Неподкупный будет спасен! Никто не посмеет ему угрожать! Горе врагам свободы!..
Максимилиан близоруким взглядом окинул окруживших его людей. Они так преданы ему и делу, которое он защищает? Хорошо, тогда он скажет все, он откроет даже то, в чем едва признается себе.
— Отделите злодеев от людей слабых; освободите Конвент от угнетающих его негодяев; окажите ему ту услугу, которой он ждет от вас по примеру дней 31 мая — 2 июня. Идите, спасайте вновь свободу! — Зрачки Робеспьера расширяются. Пот выступает на бледном челе. Слово сказано: это призыв к восстанию! Поймут ли они?.. — А если свобода все же погибнет, — заканчивает он, прежде чем кто-либо успевает ответить, — то вы увидите, друзья, как я спокойно выпью цикуту…