Когда маркиз Дре-Брезе вернулся к своему монарху и сообщил ему о том, что произошло, последний на несколько мгновений остолбенел. Не мудрено! Такой пощечины он не получал еще ни разу! Но затем — и в этом был весь Людовик XVI — он пробурчал:
— Ну и черт с ними, пусть остаются!
Правда, одновременно с этим ко дворцу «Малых забав» были посланы два эскадрона солдат. Но на кровопролитие идти побоялись, учитывая общую ситуацию, в частности изменившиеся настроения в палате дворянства. Со своей стороны, Национальное собрание приняло меры самозащиты: по предложению Мирабо оно объявило личность депутата неприкосновенной.
В последующие дни сначала остатки духовенства, а затем и дворянство, опасаясь продолжать политику саботажа, присоединились к Национальному собранию. Король оказался вынужденным санкционировать совершившийся факт. 9 июня Национальное собрание провозгласило себя Учредительным, показывая этим, что считает своей основной задачей учреждение нового строя и выработку конституции. Крупная буржуазия и солидарная с ней часть либерального дворянства были удовлетворены создавшимся положением. Они считали, что революция подходила к своему концу. А в действительности революция еще и не начиналась: то, что произошло в мае — июне 1789 года, было не более чем «малые забавы». Абсолютная монархия не могла да и не желала так легко и просто сдать свои вековые позиции. Двор собирал силы, готовясь неожиданно нанести демократии сокрушительный удар.
Глава 5
На штурм твердынь!
Утром 12 июля Париж имел свой обычный вид. В предместьях, несмотря на воскресный день, кипела работа, улицы центра были полны нарядной публики. Щеголи лорнировали дам, разносчики фруктов, каштанов, устриц громко выкликали названия своих товаров. Около десяти часов кое-кто обратил внимание на отряды войск — пехоты и конницы, заполнявших подступы к центральным площадям. Показались артиллерийские обозы. К чему бы это?..
И вдруг шепотом из уст в уста стала передаваться страшная весть. Еще не верили ей, еще сомневались, но воскресное настроение разом упало. В предместьях послышались гудки. Бросив работу, люди бежали к центру. В пестрой толпе перемешивались фартуки мастеровых, черные костюмы конторских служащих и клетчатые фраки буржуа. Потоки людей без всякой предварительной договоренности двигались в одном направлении: к парку Пале-Рояля.
Парк гудел, точно потревоженный улей. Стечение народа было так велико, что казалось, яблоку упасть негде. Наиболее предприимчивые из молодежи забирались на деревья, чтобы лучше видеть и слышать. Что именно? Этого никто точно не знал.
Но вот в двенадцатом часу словно гром прокатился над толпой. Прибыл вестник из Версаля. Он вспотел и еле идет, его поддерживают под руки. Все расступаются. Да! Сомнений больше не остается! Измена! Дело народа предано и находится под страшной угрозой!
Накануне днем Неккер получил королевскую грамоту, возвестившую ему увольнение от должности министра и изгнание. Вместо Неккера к власти призван ярый реакционер барон де Бретей, который похвалялся тем, что сожжет Париж. Двор готовится распустить Национальное собрание. Столица окружена иностранными войсками барона Безанваля и князя Ламбеска.
…В разных концах парка появляются народные ораторы, которые разъясняют людям политический смысл отставки Неккера. Один из них, совсем еще молодой человек с длинными волосами, особенно негодует. Он неудержим как порыв. В одной руке его пистолет, в другой — шпага. Вокруг него огромная толпа. Взобравшись на скамейку, он кричит громким срывающимся голосом:
— Граждане! Правительство готовит вам новую Варфоломеевскую ночь! Лучшие патриоты будут перерезаны! Вы не можете медлить ни секунды! К оружию!
Оратора мало кто знает. Кто-то произносит его имя: Камилл Демулен; оно никому не известно. Но в этом ли дело? Разве важно имя? Сейчас все решают смелость и инициатива! Вот он срывает с дерева лист и прикрепляет его к своей шляпе: это кокарда революции! Окружающие моментально следуют его примеру. Затем, размахивая шпагой, во главе своего импровизированного войска он устремляется вперед, к Вандомской площади.
В этот день пролилась первая кровь. Залпы гремели на Вандомской площади и площади Людовика XV. Кавалерийский отряд князя Ламбеска пытался смять отряд манифестантов. Но все это лишь удвоило народную ярость. Первый ружейный залп был сигналом ко всеобщему восстанию. Кавалерия отступила под градом камней и щебня.
«К оружию!» — этот клич раздавался повсюду. Народ вооружался чем мог. Захватывали ножи и ружья в магазинах, старинные пики и каски в музеях, селитру и порох везде, где находили. Столица ощетинилась баррикадами. Заставы пылали. Призывно гудел набат.