РОБИН ГУД И ГОРШЕЧНИК[68]
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
62
Живет там йомен удалой... — Возможно, имеется в виду Роджер, любовник аббатисы, упоминающийся также в «Деяниях» (см. примеч. 37 к балладе «Повесть о деяниях Робин Гуда»).
63
Ножщ завернутые в шелк, | С собою принесла. — Обращение за врачебной помощью в монастырь для героя вполне естественно. В средние века монахи обладали достаточно развитыми знаниями в области медицины, изучать которую их побуждала не только идея христианского милосердия, но и некоторые положения монастырских уставов (например, устав ордена св. Бенедикта обязывал монахов ухаживать за больными братьями).
В крупных монастырях переводились и переписывались античные медицинские трактаты, в школах при епископских кафедрах составлялись собрания античных сочинений, которым предстояло несколько столетий служить путеводной нитью в лекарской практике. В X—XII вв. монастырская медицина достигла своего расцвета. Монахи практиковали лечение травами, произраставшими на монастырском огороде, а также минералами, знания о свойствах которых черпали из античных трактатов. Не чуждались они и хирургии. Особой популярностью в монастырских лечебницах пользовалось кровопускание: считалось, что, удаляя из организма «испорченную» кровь, медики освобождали своих пациентов не только от физических недугов, но и от скверны грехов. По сути, телесное исцеление не отделялось от духовного.
Однако в 1139 г. Латеранский собор осудил медицинскую практику монахов в миру, а собор 1162 г. в Монпелье положил конец приему посторонних в монастырские больницы. Годом позже собор в Туре сделал невозможным для монахов обучение в светских медицинских школах, установив максимальный срок отлучки из монастырей в два месяца. Заодно клиру в целом запретили занятия хирургией и акушерством. После Реймсского церковного собора 1219 г. монахам строго возбранялось практиковать врачебное искусство за пределами монастырей. Наконец, в 1243 г. Папа Иннокентий IV (1195?—1254) потребовал внести в уставы монашеских орденов пункт о запрете монахам учиться медицине вообще. Тем не менее монахи продолжали учреждать благотворительные больницы и осуществлять уход за больными, в том числе неимущими и странниками.
64
Путь продолжали целый день ~ Что он попал впросак. — В варианте баллады из сборника Т. Перси этот отрывок изложен так:
65
Я не умру, не помолясь, — | Промолвил Робин Гуд. — Исповедь в христианской традиции принимает, разумеется, священник. Мирянину же совершать некоторые церковные таинства разрешалось (и в ряде случаев разрешается до сих пор) только в отсутствие служителя Церкви и лишь в экстренной ситуации. Например, рыцарям в Святой земле дозволялось исповедовать друг друга, а средневековые акушерки официальным указом имели право самостоятельно крестить новорожденного, если ребенок был слишком слаб и мог умереть вскоре после рождения.
66
Вреда я вдовам не чинил | До нынешнего дня. | Девиц вовек не обижал | И не намерен впредь. — В другом варианте этой баллады, опубликованном в сборнике «Английский лучник», Робин излагает свое кредо в «расширенном» виде:
67
В ногах пусть будет мягкий мох ~ И выстели травой. — В балладе из сборника «Английский лучник» Робин описывает свою могилу так:
68
Данная баллада, обнаруженная в Кембриджской рукописи, сохранилась в единственном варианте, но в достаточно полном виде: не считая одной строчки, выпавшей, вероятно, в результате ошибки переписчика, в ней нет лакун. Как и «Робин Гуд и монах» — другой ранний текст из этого источника, — история о горшечнике не попала в популярные дешевые издания, хотя близкая к ней по сюжету баллада «Робин Гуд и мясник» есть в нескольких сборниках, например, в самых ранних из сохранившихся «венков» — 1663 и 1670 годов (см.: Garland 1663; Garland 1670). Однако, несомненно, сюжет «Робин Гуда и горшечника» был известен много ранее, поскольку к опубликованной Уильямом Коплендом около 1560 года поэме о деяниях Робин Гуда (см.: Copland 1560?) прилагались также две короткие пьесы, одна из которых представляла собой инсценировку встречи Робина с горшечником (см.: «Робин Гуд и куцый монах, а также Робин Гуд и горшечник»).
Баллада «Робин Гуд и горшечник» имеет трехчастную композицию. Сюжет первой части разворачивается в лесу, и ее содержание достаточно традиционно: Робин Гуд сходится с достойным противником. Во второй части действие переносится в Ноттингем, куда Робин является переодетым в горшечника. Там он встречается с шерифом и участвует в состязании стрелков (как, например, в «Деяниях» или поздней балладе «Робин Гуд и золотая стрела»). В третьей части стрелок, вместе с обманутым шерифом, возвращается назад и с помощью охотничьего рога созывает своих людей, после чего грабит представителя власти и отпускает его домой.
В балладе присутствуют многие привычные элементы: «зеленый лес» как воплощение свободы противопоставлен городу, а главный герой — первый среди равных, искусный стрелок — не только щедр и честен, но и плутоват: шутка, которую он сыграл с шерифом, обрисована с несомненным юмором, а его реплики полны насмешки. Здесь, как и в «Деяниях» (где Маленький Джон меряет ткань длинным луком; см. примеч. 10 к указанной балладе), добродушно высмеиваются городские реалии: Робин Гуд — подчеркнуто плохой торговец, и ноттингемцы сбегаются к нему, чтобы, воспользовавшись его простотой, дешево купить хорошую посуду. Но, несмотря на то, что лесной стрелок распродает горшки по невыгодной цене, он вновь проявляет свою прославленную щедрость и с лихвой платит горшечнику за весь его товар. Столь же демонстративно Робин бранит непрочные городские луки, которые предлагает ему шериф, наносит поражение опытным стрелкам и делает посмешищем чиновника, представляющего для разбойников смертельную угрозу.
«Робин Гуд и горшечник» принадлежит к числу тех немногих текстов, где главный герой вступает в продолжительный и активный контакт с женщиной. Мир в ранних балладах преимущественно мужской; немногочисленные женщины, среди которых стоит назвать Богородицу, изменницу аббатису и жен Ричарда Ли и шерифа, — сугубо эпизодические персонажи. Некоторые исследователи полагают, что шерифову жену влечет к статному «горшечнику» не просто любопытство, а романтический интерес, ведь при первой встрече она обходится с ним гораздо уважительней, чем можно ожидать, обращаясь к нему «сэр», а в конце баллады сравнивает его со своим незадачливым мужем, причем явно не в пользу последнего. Робин же посылает ей в подарок белую лошадь, традиционную принадлежность благородных дам в рыцарских романах. Возможно, это авторская пародия на куртуазную любовь — в балладе, во многом похожей на фаблио.
Произведение о горшечнике относительно просто по стилю и, возможно, написано менее опытным автором, если сравнивать его с балладами «Робин Гуд и монах» или «Смерть Робин Гуда», — Дж. Ритсон даже предположил, что оно сочинено малограмотным простолюдином (см.: Ritson 1795Д: 60). Рифмы в нем довольно однообразны, ритм неровен, строфика местами не выдержана — присутствуют шестистишия и даже одно семистишие (впрочем, неизвестно, авторская ли это строфа или же результат ошибки переписчика). По сравнению с другими ранними текстами, в этой балладе больше диалогов, благодаря чему сюжет развивается стремительно и эффектно. Робин Гуд в ней, безусловно, йомен, однако его характеризуют не самые частотные эпитеты: corteys (среднеангл. — «учтивый») и free (англ. — «свободный, независимый», а также «благородный» и «щедрый»). Возможно, в «Робин Гуде и горшечнике» нашла отражение новая социальная формация — оставшиеся за рамками гильдий плутоватые бродячие ремесленники, не слуги и не господа, заинтересованные в поддержании традиционного образа жизни и чувствующие угрозу со стороны больших городов. Для них молодой, остроумный, смелый и хитрый герой, возглавляющий шайку равных, был не просто плутом и шутником, а своего рода идеалом.