— А-атставить! Прекратить, мать вашу хребтом через колено!
Энгельрик мгновенно отпустил девицу, Белоручка с присными — старика, но насильники возле телеги замешкались, за что один из них и огреб мечом плашмя по заднице, и над дорогой взлетел недоуменный рев:
— А-а! Роби… то есть, ваше высочество, за что?!!
— За что?! — я соскочил с коня и подошел к нему вплотную. — Ах ты, фашик недоделанный!
Кулак, всаженный в «солнышко», отправил любопытного в глубокий нокаут.
— Кто-то еще что-то хочет спросить? — вопросил я максимально грозно, и повернулся к пострадавшим, в полной уверенности, что желающих не будет…
Но я ошибся. Первым решился Энгельс:
— Ваше высочество, а чего случилось-то?
— Энгельс, я ведь, вроде объяснял, — начал я сладким голосом, — что мы не грабим, и а взимаем налоги. И людей приказывал попросту не обижать, нет?..
Уловив оттенки, Джон шагнул ко мне поближе и поудобнее перехватил свой пелиакс. Это произвело обычное действие: строй чуть попятился…
— Так я предупреждал или нет?
— Предупреждал, — странно, но Энгельс не выглядел напуганным. Скорее — удивленным… — Но ведь это-то — евреи!..
— И что? Еврей — не человек, что ли?
— Так они же Христа распяли! — в голосе Энгельса зазвучал праведный гнев. — Деньги в рост дают, а потом грабят почище любого разбойника!
Я оглядываюсь. Старик успел подняться на ноги и теперь обнимал девушек, словно пытаясь закрыть их своим телом. Ткнув в него пальцем, я грозно рявкнул:
— Кто распял Христа? Этот? Он конечно старик, но когда распинали Христа, его еще и на свете не было. Или, может, кто-то из этих девчонок его распял? А на сиськах ты не иначе как гвозди для распятия искал? Вот видела бы Алька, чем ты тут занимаешься…
От последнего Энгельрик слегка побледнел и прошептал, подойдя поближе:
— Ромэйн, я прошу тебя хранить молчание… Зачем ей знать?..
— Ага, то есть мозгов у тебя хватает, чтобы понять, что непотребство творишь, а вот тормозов нет, так выходит?
Энгельс глубоко задумался, пытаясь сообразить: что такое «тормоза» и где они у человека находятся, а я тем временем обратился к взводу:
— Вы, сука, чего творите, муфлоны?! Молчать, уроды, я спрашиваю! Чего они вам сделали, чтобы так себя вести?! Козлы, млять!
Взвод всем своим видом выразил полное раскаяние. Несколько воинов на всякий случай опустились на колени.
— Значит так, дебилоиды: всем — три наряда вне очереди! Ефрейторам — трое суток ареста! Сержантам — пять! Энгельс — получишь отдельно. Вопросы?!
И снова я не ожидал вопросов. И снова ошибся…
— Ваше высочество, — робкий голос из строя. — А евреев… только этих нельзя, или вообще?..
— Вообще потому, что…
— …Нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос!
Во! Епископ Адипатус! Удивительно вовремя, честное слово! А то я бы сейчас им тут долго проповедь читал. Еще, глядишь, и Джону пришлось бы вмешаться…
Святой отец тем временем подходит к перепуганным евреям:
— Готовы ли вы немедленно принять святое крещение и отринуть свои заблуждения? — вопрошает он утробным басом.
Несчастные сжимаются еще сильнее и смотрят на него как крысы на гадюку. Но старик вдруг отчаянно шагает вперед:
— Нет! — каркает он. — Нет, не отречемся мы от веры своей и отцов своих, ибо…
Что «ибо», остается мне неизвестным, потому что брат Тук удовлетворенно кивает:
— Ну и пес с вами! — сообщает он. — Не хотите — не надо! За это — по марке с каждого, и катитесь! — Тут он спохватывается и добавляет, — После того, как налог заплатите, само собой…
А еще через полчаса я тепло прощался с купцом Исааком, его двумя дочерьми и многочисленной родней. Старик все порывался поцеловать мне руку, и путано объяснял, что я всегда могу на него рассчитывать, особенно, если понадобится занять денег или собрать сведения о противнике…
— Вся наша община поможет вам, ваше высочество — он чуть не плачет от избытка чувств. — Наш народ гонят все, а чем мы провинились перед другими людьми? Тем, что верим в истинного бога?..
— Слушай, Исаак. Мне недосуг вступать с тобой в споры о боге, да и желания большого тоже не имеется. Но вот что могу пообещать твердо: верьте, во что хотите — хоть в черта лысого! — никто вас не тронет! Я сказал!
— Ага, — рядом возникает фриар Тук. — Пошлину платите — и верьте на здоровьечко! Только платите…