— А мальчик? — спросил я.
— Ребёнок исчез, — покачал головой старик. — Сначала решили, что он испугался и убежал. Его искали, но безуспешно, а потом, почти год спустя, я спустился вглубь подвала, хотел покопаться в старье и отобрать материалы, которые могли бы пригодиться, и нашёл его тело у стены за бочками с известью. По-видимому, бедный мальчик забрался туда от страха, в темноте не видел, куда ступает, да и накололся на остриё. Я-то знаю, где у меня что лежит, а для трёхлетнего малыша любая мелочь представляет опасность. Я и по сей день не обнаружил бы его, если бы не запах. Думал, кошка или собака забралась и не смогла выйти, а тут… С тех пор, хоть брать в подвале нечего и ход туда из дома, так что чужой не залезет, но я всегда запираю дверь.
Старик стёр слезу и махнул рукой.
— Теперь ты всё знаешь, Робин, и понимаешь, почему нельзя говорить об этом несчастье ни с мистером Эдвардом, ни с другими. Говорят, время залечивает раны, но, видно, нужно очень много времени, чтобы залечить такие раны, как у мистера Эдварда и мистера Белла. Да и я не могу примириться со смертью мисс Салли Грегори и её сына, хотя минуло почти шесть лет.
— Я никому не скажу, что знаю эту историю, — пообещал я. — Только я не понял, зачем грабитель полез в комнату мисс Салли, если там были люди?
— Наверное, его привлекло открытое окно в комнату мальчика. Взгляни, как легко туда взобраться по выступам стены. Мне это не под силу, а ловкому грабителю такой вход лучше всякой двери. Если бы дверь между комнатами была открыта, негодяй увидел бы свет и это бы его спугнуло, но дамы прикрыли дверь, чтобы своими разговорами не мешать ребёнку.
— Входная дверь была открыта?
— Да, леди Кэтрин ждала, что мистер Чарльз вот-вот придёт, и велела не запирать дверь.
Я убедился, что в этом преступлении замешан не Громила, а кто-то другой. Тот был слишком осторожен и предварительно выяснил бы привычки хозяев, убедился бы, что все легли спать и спокойно отпер бы дверь отмычкой, а не стал вламываться в первое попавшееся открытое окно лишь потому, что там не горит свет. Это сделал новичок, не учившийся опыту у старшего, а такие часто попадаются. Не удивлюсь, если этот недоумок уже познакомился с виселицей.
— Грабителя поймали? — спросил я.
— Может, уже поймали, если он не бросил своего занятия. Надеюсь, что поймали. Человек, из-за которого погибли две добрые молодые женщины и невинный ребёнок, достоин самой страшной кары. Жили бы они нам на радость и утешение, а бедный малютка был бы сейчас уже большой, совсем как ты. Сколько, ты говорил, тебе лет?
— Десять.
— А ему было бы девять. Если бы он вырос в своих родителей, то стал бы тебе хорошим другом. Но уж об этом и говорить ни к чему: кто умер, того не вернёшь к жизни. А всё равно нет-нет да и вспомнишь, как они с Рваным играли. Был он совсем маленьким, так пёс был осторожен, боялся его придавить. Вы-то с ним боретесь на равных, а малышу Бертраму Рваный уступал. Иди, Робин, посади собаку на цепь, довольно он побегал. Вон и отец Уинкл вышел в сад. Сюда направляется. Наверное, к тебе. Я тебе сейчас ключ дам, а то негоже через решётку лазать… Да куда же ты?
Я был уже по ту сторону в тайной надежде, что, не найдя меня в саду, священник раздумает со мной заниматься. Рваный встал на задние лапы, положил передние мне на плечи, отчего я чуть не упал, и лизнул в нос. В таком положении он был выше меня, и я подумал, что большой бедой для мисс Салли, мисс Шарлоты и маленького Бертрама было то, что эта собака не бегала свободно вокруг дома. Мимо такого сторожа не прошмыгнул бы ни один грабитель.
Рваный очень не хотел вновь очутиться на цепи и всячески противился приблизиться к своему навесу, как я его ни уговаривал и не подталкивал. Наконец, он отпрыгнул к решётке и глухо зарычал, а потом бешено залаял на отца Уинкла, подошедшего к садовнику и оказавшегося вблизи решётки. По-моему, он попросту хотел оттянуть время, но переход от доброго приветливого пса к дикому злобному зверю был настолько неожиданным и пугающим, что я замер, не решаясь подойти к собаке.
— Прекрати, Рваный, — спокойно сказал мистер Вениамин, отпер маленькую калитку и вошёл, отталкивая беснующегося пса скорее жестом, чем рукой. — Что на тебя нашло? Это отец Уинкл, и сюда он не войдёт. Пойдём, собака, на место. Потом, если будешь хорошо себя вести, я тебя опять выпущу.
Рваный спокойно позволил надеть на себя цепь, уселся и зевнул.
— Вот так-то. А тебя, мальчик, он не слушается, поэтому ещё раз предупреждаю, чтобы ты не выпускал его без моего разрешения. Выпустишь, а обратно загнать не сможешь. Видал, каким он бывает, когда что-то ему не по нраву?
Я был пристыжен, потому что собака совершенно со мной не считалась. Пожалуй, мне следует прислушаться к доводам старика.
— Ладно, — сказал я. — А почему он не любит отца Уинкла?
— Не больше, чем остальных, — проговорил мистер Вениамин. — Точно так же он ведёт себя и по отношению с мистеру Чарльзу. Он и леди Кэтрин облаял бы, не говоря уж о мисс Агнес, если бы вы не развалились так славно на травке. И собакам иногда лень лаять.
Когда садовник открывал калитку, чтобы пройти к Рваному, отец Уинкл отошёл подальше, а теперь вернулся.
— Пора на занятия, сын мой, — напомнил он, обращаясь ко мне. — Но прежде, если не возражаешь, погуляем по саду и поговорим.
Я бы возразил, если бы мне это помогло, но вряд ли священник прислушается к моим возражениям, а кроме того, любое моё неблаговидное действие будет передано моему чудом обретённому отцу и остальным, а мне бы не хотелось казаться хуже, чем я есть или чем я могу быть.
— Не возражаю, — со вздохом сказал я.
— Мистер Эдвард просил прежде всего научить тебя читать и писать, Робин, потому что дети в твоём возрасте владеют этими навыками достаточно хорошо и тебе следует наверстать упущенное. Ты со мной согласен?
Я кивнул, потому что, как ни неприятен был мне отец Уинкл, его слова были вполне разумны, а намерения, хоть и вызванные просьбой брата моего отца, направлены к моей пользе.
— Хорошо, что ты меня понимаешь, сын мой. Надеюсь, тебе и самому хочется учиться?
Я пожал плечами, но, спохватившись, ответил: