Я посмотрел на окно, через которое влез грабитель. Действительно, до него ничего не стоило долезть. Может, попытаться ночью проследовать уже испытанным путём? Вряд ли мне удастся открыть окно, но попытаться следует.
— Ты меня не слушаешь, дитя моё? — спросил священник.
— Слушаю. Вы очень интересно говорите.
Отец Уинкл поджал губы.
— Куда ты смотрел, Робин? — после непродолжительного молчания спросил он.
Я понял, что попался.
— На дом. Интересно, когда запирают дверь на ночь?
— Почему ты об этом спрашиваешь? — насторожился священник.
— Из-за грабителя, которого я спугнул. Он ведь мог меня узнать и выследить.
— Ты боишься, мальчик?
Его голос потеплел, и я понял, что сумел его обмануть.
— Я привык быть осторожен, — объяснил я и пошёл ещё дальше. — По-моему, там, у входа, легко влезть на второй этаж. И с одной стороны и с другой.
Отец Уинкл неохотно проследил за моим жестом и заверил меня со всей доступной убедительностью:
— Не бойся, Робин, на ночь и двери и окна тщательно запираются.
Хотелось бы мне знать, о чём сейчас думал этот человек. Во мне он по-прежнему вызывал смутную тревогу, да и отцу он не нравился. На леди Кэтрин он имел какое-то влияние, но на то она и леди Кэтрин, державшая в горничных Рыжую, чтобы быть под чужим влиянием. Отец Уинкл явно не желал говорить об окне и подступах к нему, боясь, наверное, проговориться об убийстве. Что ж, его можно понять, ведь он был очевидцем и вряд ли хочет даже в мыслях ещё раз пережить эту трагедию.
Этим мне и пришлось удовлетвориться.
— Пойдём, дитя моё, — позвал священник. — Мы достаточно погуляли, и давно пора приступить к нашим занятиям.
У меня сразу пропал интерес к запретной теме, потому что мне предстояло узнать, способен я к учению или слишком туп.
Отец Уинкл выбрал для занятий комнату с большим столом, на котором удобно было разложить заранее принесённые бумагу, карандаши и книги. Я изо всех сил старался запомнить буквы, которые он мне показывал, вглядывался в картинки, будто они могли мне помочь, придумывал, что напоминают мне очертания букв, и в конце концов потерял и всякую способность соображать и уважение к себе. Я был идиотом, и моего нового отца неприятно поразит этот факт.
— Я вижу, что ты устал, Робин, — заметил отец Уинкл, закрывая книгу. — На сегодня достаточно. Я доволен твоими успехами.
Приятен он был мне или неприятен, я уже не мог понять. Одно было ясно, что он оказался чрезвычайно снисходительным человеком. Из классной я вышел, пошатываясь под бременем распухшей и отяжелевшей головы, и направился прямиком в свою комнату, где зеркало бесстрастно доказало, что моя голова не увеличилась, зато глаза осоловели. Я лёг и пролежал в полузабытьи до самого обеда. Никогда ещё я так не уставал.
— Робин, просыпайся, — позвала меня Фанни.
А я и не спал, не заснул ни на минуту, но всё равно чувствовал себя отдохнувшим. Я ожидал, что она заговорит об утреннем эпизоде с Сэмом, и уже заранее приготовился к защите, но она не упомянула о нём.
— Вспомни, чему я тебя учила, — сказала девушка. — Постарайся не быть поросёнком: не чавкай, не хлюпай, не бери куски с тарелки пальцами, не размахивай руками, вилкой, ложкой, а тем более ножом, будь вежлив…
— Я стараюсь.
— А ты постарайся вдвойне, потому что к обеду выйдет леди Кэтрин.
— А мой отец? — тревожно спросил я.
— Он тоже будет обедать с вами, но он не может вести себя хорошо вместо тебя, так что ты сам постарайся.
— Понятно.
Вот уж неприятность, так неприятность! И что бы старухе ещё день или два не выходить к столу? За это время я бы научился правильно вести себя, и ей не пришлось бы искать сходство между мной и свиньёй… И чем ей свинья не угодила? Умное привязчивое животное…
Леди Кэтрин была настроена на удивление благостно.
— Добрый день, — поздоровался я, как мне подсказала Фанни.
— Садись, Роберт, — разрешила старая дама.
Лучше бы на этом она и умолкла.
— Отец Уинкл сказал мне, что у тебя хорошие способности к учёбе, — продолжала она. — Я рада это слышать.
Мне стало стыдно. Священник, пообещав убедить её отнестись ко мне доброжелательно, мог наговорить ей всяких небылиц, но я-то знал, что наука читать оказалась сложной и, может быть, недоступной для меня. Занимались всё-таки со мной, а не с ней, и только мне судить, в какое отчаяние привела меня грандиозность задачи. Я мог бы обшарить карманы любого покупателя на рынке, а все сидящие за этим столом лишь хлопали бы глазами, не в силах понять, как можно это сделать незаметно, я мог бы даже опустошить их собственные карманы, а они бы этого не почувствовали, пока не убедились бы, что они пусты, но они были неизмеримо выше меня, потому что их мозги восприняли сложную и тяжёлую для меня грамоту, а я после занятия с отцом Уинклом остался таким же неучем, как был до этого, с огромным трудом сумев запомнить лишь два десятка букв. Столько усилий ради мизерного результата. А может, священник так и сказал, что я тупица, и теперь они лишь смеются надо мной? Но нет, не похоже. Обычно я сразу чувствую подвох.
Я посмотрел на отца. Он дружески мне кивнул и весело улыбнулся.
— В библиотеке, куда мы с тобой вчера заходили, Робин, — заговорил мистер Эдвард, — есть очень интересная и очень толстая книга обо всех подвигах Робин Гуда. Когда ты научишься складывать буквы в слова, я её тебе подарю. Ты будешь читать её вслух своему отцу.
Мистер Эдвард сам заговорил о том, что его брат — мой отец! Прежде его передёргивало, когда с моих уст срывалось это слово. И священник утвердительно наклонил голову, словно теперь и он одобряет поступок отца. А леди Кэтрин кажется растроганной… Я быстро взглянул на отца и поразился произошедшей в нём перемене. Где его улыбка? Он стал мрачен, словно его вновь принялась терзать какая-то забота. Что здесь происходит?
И вдруг я всё понял. Отец Уинкл, верный своему слову, скрыл от леди Кэтрин мою тупость и даже объявил, что я очень способный, а моего отца он заранее подготовил к неприятному известию, чтобы он не испытал острого чувства разочарования. И теперь, выслушав от брата, как я буду резво читать вслух книгу о Робин Гуде, он нахмурился, потому что этого никогда не случится. А мистер Эдвард? Был ли он уведомлен о моей тупости и лишь издевался над отцом, что он, мол, приобрёл такого сыночка, или заблуждался? Хотелось бы мне верить, что он добрый и искренний человек.
Я опомнился от еле заметного тычка Фанни и взял вилку правильно, как она учила. Да, во время еды лучше было не отвлекаться, иначе обязательно забудешься и вырастишь в себе свинью. А интересно, неужели, и правда, существует большая толстая книга о Робин Гуде, где описаны все его подвиги? Наверное, славный человек написал эту книгу. Эх, тупица я, тупица! Ну что бы мне стоило родиться поумнее?
— А что если нам с тобой после обеда прогуляться? — неуверенно, с каким-то сомнением в голосе проговорил отец.