Он кивнул.
— Дайте и мне, а то мисс Агнес унесла мои папиросы вместе с одеждой и не захотела отдать.
Мистер Эдвард казался огорчённым.
— Ты так привык курить, что не можешь без этого обойтись? — спросил он.
— Не то, чтобы не могу, но привык.
Я знал курильщиков с коричневыми зубами и землистым цветом истощённых лиц, которые без табака не могли жить, и не хотел бы превратиться в такое страшное существо, но в разумных пределах считал эту привычку вполне невинной.
— Ты давно не курил?
— Дня три.
— А спишь это время хорошо? — задал он вопрос совершенно не по теме.
— Да.
— В таком случае, ты ещё не стал заядлым курильщиком и отвыкнуть от этой привычки тебе будет легко. Давай договоримся, что ты не будешь выискивать сигары или папиросы.
— Ладно, — неохотно пообещал я, жалея, что не соврал про бессонницу.
Мистер Эдвард взглянул на меня так, словно собирался что-то сказать, но ничего не сказал.
Готовя мне постель, Фанни озабоченно поглядывала на меня.
— Завтра приедет мистер Белл с детьми, — сказала она. — Ты уж постарайся с ними не ссориться. Они хорошие дети, но сначала вы можете не поладить. Они тебе покажутся слишком заносчивыми, а ты им — слишком грубым. Не обращай внимания на первое впечатление, Робин, и если какие-то их слова покажутся тебе обидными, сдержись и не отвечай резкостью. Они здесь хозяева, а тебе только предстоит стать своим. Не порти о себе впечатления. Я вижу, что ты мальчик разумный, но, если ты будешь грубым и по малейшему поводу лезть в драку, все посчитают тебя уличным хулиганом. Я ведь уже говорила тебе, что тебе будет не очень легко утвердиться в этом доме, а теперь тебе придётся постараться вдвойне, потому что дети обычно менее сдержаны, чем взрослые, и могут с самого начала наговорить такого, что тебе не понравится, а потом так же легко забыть о своих первых чувствах и стать тебе добрыми друзьями. Ты только потерпи, Робин.
Хорошая девушка была Фанни. Хорошая и умная. Никому, даже мне самому, не пришло в голову, что дети мистера Белла могут не признать меня за равного, дразнить воришкой и бродяжкой. Я-то представлял себе приятных ребят, вроде детей миссис Хадсон, а они, скорее всего, окажутся чванливыми и избалованными. Хорошо, что Фанни надоумила меня приготовиться к худшему, а то от неожиданности и растерянности я мог бы совершить какую-нибудь глупость, а отцу было бы за меня стыдно.
— А где они будут жить? — спросил я.
— Их комнаты на третьем этаже. Они так часто здесь бывают, что там так и остаются их вещи, даже игрушки Энн. Когда Энн была маленькой, она не оставляла их, а теперь подросла и с некоторыми не самыми любимыми куклами разлучается. Скоро уж она перестанет в них играть, а пока любит обставлять ими свою комнату. А кукол у неё!.. В детстве я бы умерла от зависти при виде такого богатства.
Я не стал поддерживать разговор о куклах, потому что из-за стойкого кошмара они вызывали во мне отвращение. Ну что за интерес делать такие никчёмные игрушки, имеющие к тому же сходство с людьми. Они полезны для ведьм, творящих с куклами, похожими на определённых людей, то, что они желали бы сотворить со своими врагами. Мне рассказывали, что в них втыкают иглы, сжигают, разбивают, а с людьми, чьи приметы эти куклы носят, приключаются сходные несчастья. Нет, будь у меня сестра, я не разрешил бы ей играть с этими бесовскими игрушками, влезающими в мои сны.
Если бы мистер Эдвард знал, какое действие оказывала на меня подаренная им книга, он бы мне её не подарил. Когда Фанни ушла, я рассматривал картинки, и их содержание вселяло в мою душу отвагу и толкало на подвиги. Я не мог усидеть в своей комнате и, с нетерпением выждав, когда, по идее, все должны были разойтись, отправился на поиски приключений. Прежде всего я без всякой надежды подёргал запертую дверь и, досадуя на невозможность туда пробраться, проследовал к лестнице. Посидев для безопасности за знакомым ящиком с углём, я прокрался к кухне. О, беседа там шла вовсю и, разумеется, обо мне.
— Нет, что ни говори мне, Фанни, дорогая, а я не могу смириться с тем, что милостями осыпают не достойную особу, честно трудящуюся и живущую по справедливости, а вора, преступившего все законы божеские и человеческие, — рассуждала мисс Агнес. — Почему-то одним достаётся удача, а другим всю жизнь приходится прозябать в услужении при госпоже…
— … или в кухне, — подхватила миссис Джонсон.
— Не позавидовали ли вы ему? — подозрительно осведомилась Фанни.
— Я??? — ужаснулась кухарка.
— Ну, уж этот грех мне чужд, — твёрдо заявила Рыжая. — Никогда никому не завидовала, да здесь и нечему завидовать. Подумайте только, как жалок этот мальчишка! Его привели с улицы, как грязную собачонку, а он и рад, что ему дали приют, и не понимает, какое омерзение он вызывает у порядочных людей. Леди Кэтрин чуть не стошнило…
— Леди Кэтрин преспокойно сидит за одним столом с ним и неприятных чувств не испытывает, — перебила Фанни. — Даже мистер Эдвард удивился, что мальчик так быстро усваивает хорошие манеры. Я своими ушами слышала, как он говорил мистеру Чарльзу, что рассчитывал сперва дать ему время освоиться, а потом уже заняться его воспитанием, но был поражён, что Робин сам догадался, как нужно держать себя за столом.
— А ты бы, милочка, поменьше вертелась возле господ, — ядовито промолвила миссис Джонсон. — Или ты собираешься пойти по стопам Салли Грегори?
— Побойтесь Бога, миссис Джонсон! — с негодованием воскликнула девушка. — Какое вы имеете право меня подозревать? И потише, пожалуйста, пожалейте старика.
— Он сегодня не придёт, не бойся, — отозвалась кухарка миролюбиво. — Ишь как встрепенулась! Не бойся, говорю. Сегодня мы остались одни, без мужчин, так что если наш воришка вздумает именно сегодня впустить своих сообщников, то защитить нас будет некому.
— Хозяева ещё пожалеют, что пригрели эту змею, — прошипела Рыжая не хуже упомянутого животного. — Зависть! И как у тебя язык повернулся сказать такое! Чтобы я кому-то позавидовала! Или ты считаешь, что миссис Джонсон способна на это гадкое чувство?
— Да никогда! — подтвердила кухарка.
— Не зависть гнетёт душу, а несправедливость. Почему удача улыбается самым недостойным? Чем хуже, к примеру… Сэм?
По-моему, Рыжая хотела сказать что-то другое, но в последнюю минуту удержалась и на её языке прозвучало первое попавшееся имя.
— Сэм? — оторопело переспросила миссис Джонсон, но тут же спохватилась. — Да, конечно! Почему этот славный мальчик, кроткий, как ангел, работящий, как… кхе… Почему он до конца своих дней вынужден надрываться на чёрной работе, а вор, не сделавший в своей жизни ничего хорошего, не сказавший ни единого правдивого слова и достойный лишь виселицы, оказывается осыпан милостями?
— Его принимают, как равного, — подхватила Рыжая. — С ним разговаривают, будто он им родной. Со мной за всю мою жизнь так не говорили. Даже леди Кэтрин после беседы с отцом Уинклом начинает находить в этом бродяжке какие-то достоинства.
— А Салли Грегори она до конца не могла терпеть, несмотря на все старания отца Уинкла, — вставила кухарка.
— Ну, уж тут и он ничего не мог поделать, — согласилась Рыжая. — Как ни оправдывай грех, а не оправдаешь. Да и мистер Эдвард, хоть и женился на ней, а не любил её, что вы мне ни говорите на это. Не любил и, может быть, втайне был рад её смерти, рад, что освободился. Куда ты, Фанни?
Я едва успел отскочить от дверей, потому что девушка быстро вышла из кухни и, не оглядываясь, ушла к себе.
— Рассердилась, — недоумённо сказала кухарка.
— Все они одним мирром мазаны, — подвела итог Рыжая, а я, зная её злой язык, сказал бы, что Фанни и Салли Грегори были мазаны одной грязью.
— А вы думаете, что у неё нет кавалеров? — зашептала Рыжая. — И сестра у неё…
Я не расслышал, что они говорили о сестре Фанни, и прикинул, куда мне направиться теперь.
— … метит на… Салли Грегори…
— … не таков, как его брат… и не подумает…
— … побоится… а раньше бы…
Я тихо-тихо, пригибаясь к земле, стал пробираться к двери на двор. Как ни был я привычен к всякого рода сплетням, но злоязычие двух подлых баб оставило во мне чувство отвращения. А когда я проходил мимо двери в комнату Фанни, я услышал, что она тихо плачет. Что я мог сделать? Сам Робин Гуд, окажись он на моём месте, не смог бы помочь горю. Про Фанни шептались за её спиной, а про Салли Грегори говорили гадости в отсутствие старика, которого надо было пожалеть. Мистер Вениамин очень любил мисс Салли и до сих пор с тоской о ней вспоминает. Может, это его покой охраняет Фанни? Или жалели мистера Брауна, он ведь тоже был стариком. Или речь шла о каком-то другом старике, которого я не знаю и который приходит поболтать со слугами. Видно, невесёлая жизнь была у этой женщины. Леди Кэтрин её терпеть не могла, а про мистера Эдварда разное говорят. Мисс Шарлота, по словам садовника, её любила, но она жила в другом месте, а сюда лишь приезжала в гости.