– Ну что, лейтенант, врастаем в обстановку?
– Так точно!
– Зачетный лист получил?
– От флагманского?
– И от него и от нашего помощника?
– От помощника еще не получил.
– Получишь! Это по устройству корабля и своего отсека! Ты у нас будешь командиром пятого отсека! Все в отсеке твое. Каждый болт надо знать! Скажешь Кашкину, чтоб все имущество отсека тебе показал! (Старпом отвлекается на стрельбу) Ну кто так стреляет? Кто так стреляет! Рустамзаде! Куда они у тебя стволы направляют! Анекдот, бля! Они же сейчас перестреляют друг друга! Вот я вам! (Возвращается к лейтенанту) На чем мы остановились?
– На устройстве отсека!
– Вот и хорошо! (Отвлекается) Рустамзаде!
Мичманов и личный состав в казарму! Офицерам приступить к стрельбам! Командуйте!
В мишенях ни одного попадания, зато очередями выкошены все кусты вокруг. Старпом изучает мишень так, будто там есть что-то интересное. Мишень изготовлена самостоятельно (типографских нет), она представляет собой улыбающуюся рожу, намалеванную на ватмане, на носу у нее цифра «10», над глазом «9».
– А чего, Эдуард Пейрузович, нормальных мишеней не было? – обращается он к Рустамзаде.
– Тыл меня послал на три буквы, Анатолий Иванович, пришлось самому рисовать!
– И ты нарисовал свою физиономию? Это ж человек с Кавказа!
– Где, Анатолий Иванович? – Рустамзаде смотрит в мишень из-за плеча старпома. – Да не похож же, Анатолий Иванович!
– Ладно, шучу! А автоматы у тебя почему в цель не попадают?
– Это не автоматы, Анатолий Иванович, это люди не попадают. И потом, оружие непристрелянное. Только же получили.
– Так пристрелял бы! Я ж тебе время давал! Целую ночь!
– Не мог я, для этого нужны специальные приспособления и специальная мишень! И вообще: АКС-У – это оружие ближнего боя.
– Ладно, умник, вечно у вас проблемы, посмотрим, как стреляют офицеры. Начните с Робертсона – он только что из училища, должен попасть.
Офицеры стреляют, Робертсон первым – ни одного попадания.
Старпом теряет терпение.
– Это что такое? Рустамзаде! Я вас спрашиваю!
– Анатолий Иванович!
– Давай сюда автомат! Значит, так! – говорит он разражено Рустамзаде. – Если попаду – с тебя новая фуражка и кабак, если нет – тебе неделя без схода!
– А где же мой интерес, Анатолий Иванович? – успевает спросить начхим.
– В звезде твой интерес! – отвечает старпом. – Есть еще одно место! При Робертсоне не хочу говорить!
Старпом берет автомат, идет с ним к мишеням, снимает с себя белую фуражку и прилаживает ее там, возвращается бегом, крича на бегу:
– Сейчас увидим! – подбегает, разворачивается, сам себе командует: – Старпом Быстрыкин! На огневой рубеж марш! – идет на рубеж чуть ли не строевым шагом, там изготавливается, говорит начхиму: Командуй! – тот ему дает команду: «Огонь!»
Старпом пальнул – мимо, фуражка даже не шевельнулась, очередь – мимо, выпустил весь рожок – тот же результат. Старпом сменил рожок – еще одна длинная очередь – фуражка как приклеенная, рядом рожа на мишени улыбается – она тоже не повреждена. Теперь улыбаются все присутствующие, даже Робертсон пытается.
Вставив третий рожок, старпом подбежал к фуражке чуть ли не вплотную и расстрелял ее как врага народа.
При этом он кричал:
– На тебе, сука, на!
Потом лицо его стало багровым, слегка перекосилось, когда он медленно поворачивался к офицерам с автоматом наперевес. Смешки мгновенно стихли, все напряглись. Начхим даже закрыл глаза.
– А теперь в кабак. Я угощаю! – донеслось откуда-то издалека.
Офицеры идут в казарму. Рустамзаде рядом со старпомом. Он старается держаться чуть сбоку от старпома. Дорога, пыль. По всему видно, что он хочет у него о чем-то спросить, но не решается. Наконец, решился.
– Анатолий Иванович!
– Да?
Судя по тону, старпом успокоился и с ним можно разговаривать.
– Разрешите вопрос?
– Ну?
– А вот тогда, при стрельбе, почему вы назвали себя старпомом Быстрыкиным? Вы же Зубов!
– Запомни, начхим! – старпом становится почти торжественным. – И навсегда запомни! Старпом Зубов не промахивается. Это старпом Быстрыкин может промахнуться, но Зубов – никогда! Понятно? (Громовым голосом.)
Рустамзаде смотрит на него сначала как на идиота, потом говорит:
– Понятно!
Пятый, ракетный отсек подводной лодки. На проходной палубе стоят: Сова, Кашкин и Робертсон. Сова говорит, обращаясь к Кашкину:
– Заявку на спирт подписал?
– Подписал.
– У всех?
– У всех. Даже крановщик интересовался: «Когда Сове шило дадут?» Только, Николай Николаевич, командир все равно нам столько спирта не даст.
– Это мы поглядим. Твое дело бумажки собрать. Сейчас мне отдашь заявку. Теперь по Робертсону. Надо провести его по имуществу отсека. Чтоб все посмотрел. По ведомости. Потом – зачет.
– Сделаем.
– И договорись с командиром дивизиона живучести, чтоб он занятие с Робертсоном по нашему замечательному индивидуальному дыхательному аппарату ИДА-59 организовал.
– Хорошо.
– И про ЛВД у него спроси. Надо погрузить лейтенанта в аппарате в бассейн.
– Хорошо.
– И чтоб зачет и приказ о допуске сразу.
– Ясно.
Мимо них идет офицер. Сова:
– О! А вот и Андрюха! А мы только что о тебе разговаривали, мол, не поможет ли нам командир всей нашей живучести с зачетом для лейтенанта по ИДА-59.
– Поможет, конечно, Артемова не видели?
– Кто же не знает мичмана Артемова – грозу всех трюмных? Он как раз внизу. В трюме его только что видел.
Комдив Андрюха наклоняется к трапу вниз и орет:
– Артюха!
Где-то снизу:
– А?
– Где Чудовище?
– В первом!
– Он что там один, что ли?
– Один!
– Ты чего, с ума сошел?
– Так там редуктор ВВД травит, вот он им и занимается!
– Он там сейчас кокнет кого-нибудь или пол-лодки разнесет!
– Да что ж он, совсем дурной?
– А ну вылезай из трюма и бегом в первый!
– Да иду я, иду!
Из трюма вылезает мичман Артемов – маленький, рукастый, улыбающийся гном.
– Ну чего вы так волнуетесь? Серега Саахов хоть и наше Чудовище, но оно ж наше. Куда он денется? – говорит он, улыбаясь, вытирая руки ветошью.
– Бегом, я сказал!
– Андрей Степанович! Так я ж уже скачу!
Артюха исчезает, демонстративно подскакивая на бегу.
– Они меня до инфаркта доведут!
– Андрюха, ты себя береги! – говорит ему Сова.
– Конечно! Сбережешь тут!
– А еще наш заместитель командира по воспитательной работе, славный и гордый капитан второго ранга Близнюк Николай Васильевич, озабоченный в последнее время недержанием мочи, высказал мне как-то свои волнения. Вы, по его мнению, Андрей Степанович Вознюшенко, совершенно не уважаете свой любимый личный состав! Обзываете его всячески! Мичмана Саахова, к примеру, окрестили Чудовищем!
– Я б его еще не так окрестил.
– Что? Не удалось продать Чудовище?
– Пока из мелкой посуды его никто не берет. Ладно, народ, пойду в первый, чую, что-то будет.
Первый отсек у переборочной двери. Рядом с перемычкой ВВД сидит совершенно крохотный, толстенький человечек – это мичман Саахов Серега. Он осторожно вывинчивает предохранительный клапан из редуктора ВВД. Осторожный, как на минном поле, глаз внимательный-внимательный, даже язычок высунул и прикусил.
Тут открывается дверь и в отсеке появляется мичман Артемов. Тот с ходу понимает, в чем дело, и изо всех сил дает Сереге по заду ногой, тот улетает головой в перемычку.
– СЕРЕГА! – вопит Артюха, – СУКА! Ты чего творишь! Там же не мама за окошком! Там ЧЕТЫРЕСТА КИЛОГРАММ! Воздух высокого давления! Ты чего отвинчиваешь? Нет, это невозможно! Тебе ж голову сейчас снесет, дураку! Блядь! Убить меня хочешь? В тюрьму посадить? Ну ладно, тебя, дурака, кокнет, но я-то за что страдаю? За что я страдаю, блядь? А перекрыть вот этот клапан? Не сообразил? Да когда ж ты соображал? Для этого соображалку надо иметь! А стравить? НЕ НАДА, ДА? Блядь! (Можно заменить на «Ять!».) Вот что бывает, когда детей пьяным дядей делают! Понабрали на мою голову! Где вас всех понабрали, а? Вас что, из мешка на ощупь достают?